Основным вопросом, с которым сталкивается сегодня любое рассуждение, сделанное в русле общественных наук или же критики политического характера, является вопрос о причинах, по которым в обществе возникает комплекс ограничений, феноменологически опознаваемый как «порядок». Вопреки той очевидности, к которой нас приучают эти общественные науки, порядок представляет собой не структуру и не систему запретов, а выступает следствием парадоксального исхода того, что анализ называет «отцовским желанием».
Видеть в этом желании простую волю к упорядочиванию – значит привносить в него тавтологию, в рамках которой современная философская критика общественного порядка в основном и находится. Именно это вызывает в ней поиски выхода в направлении преступания и трансгрессии, целью которой является отвоевание наслаждения, будто бы отнятого у субъекта в ходе упорядочения.
Напротив, психоаналитический подход к устройству этого желания позволяет увидеть порядок как эпифеномен отклонения в отцовской позиции, связанный не с запретом, исходящим от отца, а с передаваемой субъекту по линии отцовского желания тревогой, связанной с неустранимым запаздыванием символической инстанции.
В последние десятилетия в интеллектуальном сообществе сложилось определённое представление о феномене порядка, укоренённое в философской традиции, в которой он воспринимается как итог «воли к власти». Порядок, таким образом, отождествляется с патернализмом и рассматривается в качестве нарциссического самоутверждения носителя власти и подкрепления господствующей идеологии.
Подобное прямолинейное понимание постоянно закрепляется в программах социальных мыслителей марксистского ряда, часто опирающихся на психоаналитические тексты. В то же время фрейдовские и лакановские первоисточники подводят к иному, более неоднозначному описанию «желания порядка», которое не отсылает непосредственно к власти и могуществу. Напротив, искать его необходимо на путях взаимодействия субъекта с объектом собственного влечения, особенность которого в том, что оно неизбежно реализуется в условиях неудачи и слабости желания, исходящего из отцовской инстанции. Именно эта неудача вызывает связанную с объектом тревогу, которая в силу того, что объект влечения, как стало известно благодаря Лакану, восприятию недоступен, трактуется как желание упорядочивания и воспринимается сообществом как проявление «отцовского гнева».