Когда мы вдвоем, Я не помню, не помню, не помню о том, на каком мы находимся свете. Всяк на своем. Но я не боюсь измениться в лице, Измениться в твоем бесконечно прекрасном лице. Мы редко поем. Мы редко поем, но когда мы поем, подымается ветер И дразнит крылом. Я уже на крыльце.
Хоть смерть меня смерь, Да хоть держись меня жизнь, Я позвал сюда Гром — вышли смута, апрель и гроза. Ты только поверь, Если нам тяжело — не могло быть иначе, Тогда почему, почему кто-то плачет? Оставь воду цветам. Возьми мои глаза.
Поверь — и поймешь, Как мне трудно раздеться, Когда тебя нет, когда некуда, некуда, некуда деться. Поверь — и поймешь, То, что я никогда, Никогда уже не смогу наглядеться туда, Где мы, где мы могли бы согреться, Когда будет осень, И осень гвоздями вколотит нас в дрожь.
Пойми — ты простишь Если ветреной ночью я снова сорвусь с ума, Побегу по бумаге я. Этот путь длиною в строку, да строка коротка. Строка коротка. Ты же любишь сама, Когда губы огнем лижет магия, Когда губы огнем лижет магия языка.
Прости — и возьмешь, И возьмешь на ладонь мой огонь И все то, в чем я странно замешан. Замешано густо. Раз так, я как раз и люблю. Вольно кобелю. Да рубил бы я сук, Я рубил бы всех сук, на которых повешен. Но чем больше срублю, тем сильней затяну петлю.
Я проклят собой. Осиновым клином — в живое. Живое, живое восстало в груди, Все в царапинах да в бубенцах. Имеющий душу — да дышит. Гори — не губи. Сожженной губой я шепчу, Что, мол, я сгоряча, я в сердцах, А в сердцах — я да весь в сердцах, И каждое бьется об лед, но поет — так любое бери и люби. Бери и люби.
Не держись, моя жизнь, Смертью после измеришь. И я пропаду ни за грош Потому, что и мне ближе к телу сума. Так проще знать честь. И мне пора, Мне пора уходить следом песни, которой ты веришь. Увидимся утром. Тогда ты поймешь все сама.