Луна и корень мандрагоры, толченый стебель чабреца. Я прячусь, как безумный Голлум, в тени скалистого крыльца. Все то, что раньше было сказкой, фантастикой, кошмарным сном, сегодня стало настоящим, финал, предел, Армагеддон. Взять револьвер из чемодана, стащить ножи из гаража. Вода лениво льет из крана, и фляжку наполняет ржа. Мне бы сейчас призвать дракона, и меч хотя бы световой, но звезды падают с балкона, по улицам идет конвой. Готовлю зелье неумело и примус жалобно шипит. Не доверяя револьверу, я заряжаю дробовик. Охота на творящих чудо, на созидающих огонь, обычная людская глупость, чудовищный программный сбой. По улицам бегут Алисы, за Шляпником спешит Чешир, приказ всем сказкам пробудиться, солдатам всем занять посты. Бедлам, бардак, идут на танки валеты червовых мастей. А я, с дурацким школьным ранцем, бегу по камешкам аллей. Пусть я обычный, не волшебный, и в общем-то, не знаю тайн, но лучший друг обычной ведьмы. И я иду тебя спасать. Луна и корень мандрагоры, толченый стебель чабреца. Я буду ждать тебя за школой, в тени трехмерного дворца. Сегодня ночью полнолуние, по телу пробегает дрожь. Вдыхаю воздух полной грудью, (ну, тише, тише). Ты идешь. Вся резкость скул и хлесткость пальцев, походка маленькой лисы, (эй, слышишь, сердце, не влюбляйся. Да не влюбляйся! Слышишь, ты!) Ладони жгучи, как медузы, в зрачках нагая пляшет Маха, на револьвер, как камни, грузный, глядишь ощерившись, без страха. Я твой Орфей, ты - Эвридика. И дико хочется тебя, толкнуть, напасть на тебя вихрем. В вихры твои, в цветную прядь, вцепиться, дьявол близорукий, коротко стриженный, смешной. (Сейчас не время, слышишь, глупый? Сейчас не время про любовь). Вся угловатость, подростковость и опытность кривого рта, так колу смешивать с ментолом, нельзя, но тянется рука. ''Пойдем'', - звучит немного хрипло, и грубовато, если не, но слепо подчиняясь ритму, ты топчешь первый мягкий снег. Скорей, сперва покинуть город, угнать какое-то авто, тьму разрезают метеоры, по коже пробегает ток. Вот с топором шагает Элли, и Гудвин на передовой, а Храбрый Лев опасным зверем, упрямо рвется в ближний бой. В лесах еще горят порталы, пора сбегать в волшебный мир. И до границы нам осталось часов двенадцать как идти. Ты смотришь искоса и странно, колдуешь маленький огонь, прижав ладонь к саднящим ранам, и пальцы к шраму над губой. Глотаешь сваренное зелье, кривясь от вкуса, морщишь нос. Но мне становится теплее, и я сильней сжимаю нож. Сражаться с рационализмом и с отрицанием чудес, я, в общем-то, не вижу смысла, (пусть даже смысл в этом есть). Броня их мозга из титана, непрошибаема, крепка. Спасайтесь, покидайте страны, ищите лучшие места. Да, мир без чуда станет скучным, без сказок здесь погаснет свет. Но вам, волшебным, даже лучше - в каком-то смысле это месть. Пускай толпа безмозглых зомби шагает от рожденья в смерть, они сотрутся, их не вспомнят. А вы навечно, крепко здесь. Скорей, быстрей беги к порталу, не нужно, не смотри назад. Но я, хронически усталый, ловлю твой очень грустный взгляд. Ты моя первая любовь, обсессия, в коленях дрожь. И ''я вернусь'', - бормочешь, ''скоро'', а я в ответ бросаю: ''врешь''.
Я остаюсь в затихшем мире, подсчитывающем урон, в обнимку с жалящей метелью вхожу в застывший, сонный дом. Забросив дробовик на полку, напившись чая с чабрецом, надев помятую футболку, швыряю мозг в лечебный сон. Как жаль, что я не суеверный, но в ночь Самайна жгут костры, и скачут на пределе нервы, и воздвигаются мосты. Я не любитель обещаний, и точно проще отпустить. Есть год дурацких ожиданий, и сердце жалобно скулит. Луна и корень мандрагоры, в ладонь вонзаю острый нож. Я буду ждать тебя за школой. Но ты, конечно, не придешь.