Долгая память хуже, чем сифилис, Особенно в узком кругу. Идет вакханалия воспоминаний, Не пожелать и врагу. И стареющий юноша в поисках кайфа Лелеет в зрачках своих вечный вопрос. И поливает вином, и откуда-то сбоку С прицельным вниманием глядит электрический пес.
И мы несем свою вахту в прокуренной кухне, В шляпах из перьев и трусах из свинца, И если кто-то издох от удушья, То отряд не заметил потери бойца. И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы Или страха сделать свой собственный шаг, И над кухней-замком возвышенно реет Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.
И у каждого здесь есть излюбленный метод Приводить в движение сияющий прах: Гитаристы лелеют свои фотоснимки, А поэты торчат на чужих номерах. Но сами давно звонят лишь друг другу, Обсуждая насколько прекрасен наш круг, А этот пес вгрызается в стены В вечном поиске новых и ласковых рук.
И женщины те, что могли быть как сестры Красят ядом рабочую плоскость ногтей И во всем, что движется, видят соперниц, Хотя уверяют, что видят бл*дей. И от таких проявлений любви к своим ближним Мне становится страшно за рассудок и нрав Но этот пес не чужд парадоксов - Он влюблен в этих женщин и с его точки зренья он прав.
Потому что другие здесь не вдохновляют Ни на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк, И один с изумлением смотрит на запад, А другой с восторгом глядит на восток. И каждый уже десять лет учит роли, О которых лет десять как стоит забыть. А этот пес смеется над нами, Он не занят вопросом каким и зачем ему быть.
У этой песни нет конца и начала Но есть эпиграф в несколько фраз: Мы выросли в поле такого напряга, Где любое устройство сгорает на раз. И, логически мысля, сей пес невозможен, Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам, И друзья меня спросят: «О ком эта песня?» Я отвечу загадочно: «Ах, если б я знал это сам».