Я с ним не рос на этажах, ни при делах, и не учился в одной школе. Я даже с ним, его спроси, не тёрся возле штанги на футбольном поле. Мы оба плыли по судьбе, каждый себе, выбирал пути дороги. Но всё же мы пересеклись, когда неслись, налетая на пороги.
Но ты уже тогда знал, где нельзя, где можно. Всё вгрызался, лихо шарил кодекс таможенный. Но назло всем языкам, и прочих вещаний, Позавидовал тебе бы сам Верещагин.
И в этой суете, ты, как ни кто имеешь доступ к доброте. И не раз, ты знаешь, обретал себя, Когда без лишних фраз ты выручал меня. Там всё Михалыч, пишется, где надо там услышится. И где-то между славой и недугом, Я счел б за честь быть твоим другом.
Гуляли тени по воде, в твоей судьбе, хватает тоже чёрных дюжин, И не одну ломали жизнь в чертовской лжи, но ты сумел и сдюжил. Как выяснялось на бегу, в твоём году тринадцатый гуляет месяц. Ты все тринадцатки в нём взял, будто обнял, и на себя, как есть повесил.
Но Господь хранит тебя от злого курсива, И с честью имя дедова несёшь ты красиво. И радость ляжет в жилы, гордость испытает тоже, Отец за тебя, как и ты за него же.
Но в сотый раз кольнут, и за спиной тебя удавом назовут, Но ты сказал, как дунул: "Всё мы сможем, но, Не будьте только крысой за моей спиной". Там всё Михалыч, пишется, где надо там услышится. И где-то между славой и недугом, Я счел б за честь быть твоим другом.
Все по дорогам разошлись, но наша жизнь по хлеще скульптора ваяет. И что творится в мастерской, мы словно в бой, законы злые принимаем. Друзей надёжных и в цене ты выбрал не по ТНВЭДу, не по ГОСТу, Тебе Господь их всех послал, не просто, всё это не просто.
Знаешь, Михалыч, на нужных дрожжах ты замешан, Слабые струны людские не тешил, И если, вдруг что-то пускай обойдется, Коль, доброе сеешь, добром и взойдётся.
Вот кажется и всё, давай по водочке, ты только ведь её. И быть здоровью, быть добру, да и при том, Что бы звенела та копеечка рублём. Там всё Михалыч, пишется, где надо там услышится. И где-то между славой и недугом, Я счел б за честь быть твоим другом.