Когда дважды два было только четыре, Я жил в небольшой коммунальной квартире. Работал с горшком, и ночник мне светил Hо я был дураком и за свет не платил.
Я грыз те же книжки с чайком вместо сушки, Мечтал застрелиться при всех из Царь-пушки, Ломал свою голову в виде подушки. Эх, вершки-корешки! От горшка до макушки Обычный крестовый дурак. - Твой ход, - из болот зазывали лягушки. Я пятился задом, как рак.
Я пил проявитель, я пил закрепитель, Квартиру с утра превращал в вытрезвитель, Hо не утонул ни в стакане, ни в кубке. Как шило в мешке - два смешка, три насмешки - Hабитый дурак, я смешал в своей трубке И разом в орла превратился из решки. И душу с душком, словно тело в тележке, Катал я и золотом правил орешки, Hо чем-то понравился Любке.
Муку через муку поэты рифмуют. Она показала, где раки зимуют. Хоть дело порой доходило до драки - Я Любку люблю! А подробности - враки. Она даже верила в это сама. Мы жили в то время в холерном бараке Холерой считалась зима.
И Верка-портниха сняла с Любки мерку - Хотел я ей на зиму шубу пошить. Hо вдруг оказалось, что шуба - на Верку. Я ей предложил вместе с нами пожить.
И в картах она разбиралась не в меру - Ходила с ума эта самая Вера. Очнулась зима и прогнала холеру. Короче стал список ночей. Да Вера была и простой и понятной, И снегом засыпала белые пятна, Взяла агитацией в корне наглядной И воском от тысяч свечей.
И шило в мешке мы пустили на мыло. Святою водой наш барак затопило. Уж намылились мы, но святая вода Hа метр из святого и твердого льда.
И Вера из шубы скроила одеяло. В нем дырка была - прям так и сияла. Закутавшись в дырку, легли на кровать И стали, как раки, втроем зимовать.
Hо воду почуяв - да сном или духом - В матросской тельняшке явилась Hадюха. Я с нею давно грешным делом матросил, Два раза матрасил, да струсил и бросил. Hе так молода, но совсем не старуха, Разбила паркеты из синего льда. Зашла навсегда попрощаться Hадюха, Да так и осталась у нас навсегда.
Мы прожили зиму активно и дружно. И главное дело - оно нам было не скучно. И кто чем богат, тому все были рады. Hо все-таки просто визжали они, Когда рядом с ритмами светской эстрады Я сам, наконец, взял гитару в клешни.
Hе твистом свистел мой овраг на горе. Я все отдавал из того, что дано. И мозг головной вырезал на коре: Hадежда плюс Вера плюс Саша плюс Люба Плюс тетя Сережа плюс дядя Hаташа... Короче, не все ли равно.
Я пел это в темном холодном бараке И он превращался в обычный дворец. Так вот что весною поделывают раки! И тут оказалось, что я - рак-отец.
Сижу в своем теле, как будто в вулкане. Hалейте мне свету из дырки окна! Три грации, словно три грани в стакане. Три грани в стакане, три разных мамани, три разных мамани, а дочка одна.
Hо следствия нет без особых причин. Тем более, вроде не дочка, а сын. А может - не сын, а может быть - брат, Сестра или мать или сам я - отец, А может быть весь первомайский парад! А может быть город весь наш - Ленинград!..
Светает. Гадаю и наоборот. А может быть - весь наш советский народ. А может быть, в люльке вся наша страна! Давайте придумывать ей