Мы у ворот. Эй, отворяй, охрана! Ровно в двенадцать нам разрешают вход. Мокрый от пены, и, безусловно, пьяный, Я удираю в новый грядущий год.
С треском разбив елочные игрушки Жмется к столу общество-ассорти. Хочется стать взрывчатою хлопушкой И расстрелять всех залпами конфети.
Но нужно включиться, И - раз-два-три! - веселиться. А лучше всего напиться. Вдрызг. Чтоб рухнуть под стол - пластом. Кто-то из женщин в маске лисицы Приветливо машет мне своим пушистым хвостом.
Там, наверху, счетчик стучит все чаще. Там, наверху, скоро составят счет. Кто-то открытку бросил в почтовый ящик. Может быть, ангел, может быть - пьяный черт?
В этом году я выбираю черта. Я с ним охотно чокнусь левой рукой. Я объявляю восемьдесят четвертый Годом серьезных мер по борьбе с тоской.
Но в комнате пусто, Смазаны краски. Слышен могучий храп за стеной. Кто-то из женщин сбрасывает маску И остается рядом со мной.
Как хорошо, когда некуда торопиться. Славно проспать первый январский день. Надо бы встать, чтобы опохмелиться, Надо бы встать, но подниматься лень.
В куче кассет местный рок-клуб - по росту. Становись, маршем - шаг вперед, два шага назад. Ровно в двенадцать - Всеволод Новгородцев И модная группа "Фрэнки гоуз ту Ленинград".
Мы засыпаем. Что нам приснится? Лес и дорога. Конь вороной. Кто-то из женщин в маске лисицы Утром проснется рядом со мной.
Кто-то из женщин быстро с постели встанет, Выгладит платье и подойдет к столу. Кто-то из женщин все по местам расставит. Где-то в углу на кухне найдет метлу.
Кто-то из женщин метлою сметет осколки. Вымоет чашки с мылом и кипятком. Снимет игрушки. Выбросит наши елки. И, не прощаясь, щелкнет дверным замком.
Солнце все выше, выше, выше, выше, выше, выше! Скоро растает. И деды Морозы получат расчет. Сидя на крыше, скорбно глотает Водку и слезы мой маленький черт.