А раны порой бывают не склонными к заживанью и дышат прозрачным ядом в ответ на процесс леченья. Они остаются болью, горячей бродяжьей рванью, тревожащим плоть уроком неясного назначенья. Ты с этою раной сжился, ты с этою раной спелся. (Не плакать же, право слово, не в крике ж зайтись истошном...) В итоге ты нынче странник, ты словно герой Уэллса, в разбитой своей Машине застрявший в горчащем прошлом. Тяни не тяни, Мюнхгаузен, себя из болотной жижи, надейся на лотерею, на яркий счастливый случай — твой воздух всё разреженней, а небо твое всё ниже, и черной бесстрастной желчью в том небе исходят тучи. Остатки былого лета с дождями ушли косыми, одна лишь осталась краска в сегодняшних хмурых видах...
Но в горле твоем и в сердце занозой застряло имя — горячее, словно магма. Последнее, словно выдох.