...Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать? Вот стою я перед вами, словно голенький. Да, я с Нинкою гулял с тети Пашиной, И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.
Поясок ей подарил поролоновый И в палату с ней ходил в Грановитую. А жена моя, товарищ Парамонова, В это время находилась за границею.
А вернулась, ей привет — анонимочка: Фотоснимок, а на нем — я да Ниночка!.. Просыпаюсь утром — нет моей кисочки, Ни вещичек ее, ни записочки! Нет как нет, Ну, прямо — нет как нет!
Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю, Говорю, что все во мне переломано. Не серчай, что я гулял с этой падлою, Ты прости меня, товарищ Парамонова!
А она как закричит, вся стала черная: — Я на слезы на твои — ноль внимания! И ты мне лазаря не пой, я ученая, Ты людям все расскажи на собрании!
И кричит она, дрожит, голос слабенький... А холуи уж тут как тут, каплют капельки: И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов, И еще тот референт, что из органов, Тут как тут, Ну, прямо, тут как тут!
В общем, ладно, прихожу на собрание. А дело было, как сейчас помню, первого. Я, конечно, бюллетень взял заранее И бумажку из диспансера нервного.
А Парамонова, гляжу, в новом шарфике, А как увидела меня — вся стала красная. У них первый был вопрос — «Свободу Африке!», А потом уж про меня — в части «разное».
Ну, как про Гану — все буфет за сардельками, Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами, А как вызвали меня, я свял от робости, А из зала мне кричат: «Давай подробности!» Все, как есть, Ну, прямо — все, как есть!
Ой, ну что тут говорить, что ж тут спрашивать? Вот стою я перед вами, словно голенький. Да, я с племянницей гулял с тети Пашиной, И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моем облике Есть растленное влияние Запада. Но живем ведь, говорю, не на облаке, Это ж только, говорю, соль без запаха!
И на жалость я их брал, и испытывал, И бумажку, что я псих, им зачитывал. Ну, поздравили меня с воскресением: Залепили строгача с занесением! Ой, ой, ой, Ну, прямо — ой, ой, ой...
Взял я тут цветов букет покрасивее, Стал к подъезду номер семь, для начальников. А Парамонова, как вышла — стала синяя, Села в «Волгу» без меня и отчалила!
И тогда прямым путем в раздевалку я И тете Паше говорю: мол, буду вечером. А она мне говорит: «С аморалкою Нам, товарищ дорогой, делать нечего.
И племянница моя, Нина Саввовна, Она думает как раз то же самое, Она всю свою морковь нынче продала И домой по месту жительства отбыла». Вот те на, Ну, прямо — вот те на!
Я иду тогда в райком, шлю записочку: Мол, прошу принять по личному делу я. А у Грошевой как раз моя кисочка, Как увидела меня — вся стала белая!
И сидим мы у стола с нею рядышком, И с улыбкой говорит товарищ Грошева: — Схлопотал он строгача — ну и ладушки, Помиритесь вы теперь по-хорошему!
И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку, И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку, Она выпила дюрсо, а я перцовую За советскую семью образцовую! Вот и все!