Ночной разговор в вагоне-ресторане (Поэма о Сталине, глава IV)
Вечер, поезд, огоньки, Дальняя дорога… Дай-ка, братец, мне трески И водочки немного. Бассан-бассан-бассана, Бассаната-бассаната… Что с вином, что без вина – Мне на сердце косовато. Я седой не по годам, И с ногою высохшей, Ты слыхал про Магадан?! Не слыхал?! Так выслушай, А случилось дело так: Как-то ночью странною Заявился к нам в барак «Кум» со всей охраною, Я подумал, что конец, Распрощался матерно… Малосольный огурец Кум жевал внимательно. Скажет слово и поест, Морда вся в апатии, «Был, – сказал он, – главный съезд Славной нашей партии. Про Китай и про Лаос Говорились прения, Но особо встал вопрос Про Отца и Гения». Кум докушал огурец И закончил с мукою: «Оказался наш Отец Не отцом, а сукою…» Полный, братцы, ататуй! Панихида с танцами! И приказано статуй За ночь снять на станции. …Ты представь – метет метель, Темень, стужа адская, А на нем одна шинель Грубая, солдатская, И стоит он напролом, И летит, как конница, Я сапог его кайлом, А сапог не колется, Помню, глуп я был и мал, Слышал от родителя, Как родитель мой ломал Храм Христа Спасителя. Бассан-бассан-бассана, Черт гуляет с опером, Храм – и мне бы ни – хрена, Опиум, как опиум, А это ж Гений всех времен, Лучший друг навеки! Все стоим ревмя ревем, И вохровцы, и зэки, Я кайлом по сапогу Бью, как неприкаянный, И внезапно сквозь пургу Слышу голос каменный: «Был я вождь вам и отец, Сколько мук намелено! Что ж ты делаешь, подлец?! Брось кайло немедленно!» Но тут шарахнули запал, Применили санкции, – Я упал, и Он упал, Завалил полстанции… Ну, скостили нам срока, Приписали в органы, Я живой еще пока, Но, как видишь дерганный… Бассан-бассан-бассана, Бассаната-бассаната! Лезут в поезд из окна Бесенята, бесенята… Отвяжитесь, мертвяки! К черту, ради Бога… Вечер, поезд, огоньки, Дальняя дорога…