Она вещи собирала, сказала тоненько: "А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою! Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми, А что у папы у ее топтун под окнами, А что у папы у ее дача в Павшине, А что у папы холуи с секретаршами, А что у папы ее пайки цековские, И по праздникам кино с Целиковскою! А что Тонька-то твоя сильно страшная -- Ты не слушай меня, я вчерашняя! И с доскою будешь спать со стиральною За машину за его персональную... Вот чего ты захотел, и знаешь сам, Знаешь сам, да не стесняешься, Про любовь твердишь, про доверие, Про высокие про материи... А в глазах-то у тебя дача в Павшине, Холуи, да топтуны с секретаршами, И как вы смотрите кино всей семейкою, И как счастье на губах -- карамелькою..." Я живу теперь в дому -- чаша полная, Даже брюки у меня -- и те на молнии, А вина у нас в дому -- как из кладезя, А сортир у нас в дому -- восемь на десять... А папаша приезжает к полуночи, Топтуны да холуи тут все по струночке! Я папаше подношу двести граммчиков, Сообщаю анекдот про абрамчиков! А как спать ложусь в кровать с дурой-Тонькою, Вспоминаю тот, другой, голос тоненький, Ух, характер у нее -- прямо бешеный, Я звоню ей, а она трубку вешает...
Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино, В Останкино, где "Титан" кино, Там работает она билетершею, На дверях стоит вся замерзшая, Вся замерзшая, вся продрогшая, Но любовь свою превозмогшая, Вся иззябшая, вся простывшая, Но не предавшая и не простившая!