Под санаторным небом кружатся кровати В сорокаваттном полусне ночного стона Здесь воскресенья начинаются некстати С утра скрипящим возле сердца граммофоном.
И довоеннной песни ласковый приварок добавит в щи пустые соль пустого глаза Нам четырех шагов до смерти было мало А нынче много трех, дай бог, до унитаза...
Ах, эти черные глаза Меня пленили! Их позабыть никак нельзя - Они горят передо мной...
Под эти звуки, так прощаются славянки, Стояли пары, разделенные перроном И все разлуки, встречи, самолеты, танки Взрывались в общем сердце грохотом вагонным
Воспоминаний липкий пот остудит шею И в спину каркнет пулемет заградотряда И вот - мы заняли последнюю траншею Кровати с видом на ажурную ограду
Ах, эти черные глаза Меня пленили! Их позабыть никак нельзя - Они горят передо мной...
По редким праздникам, но похороны - чаще, Одной ногой приковыляет дядя Ваня Мужик немногословный тихий работящий С обякновенными собачьими глазами
Непревзойденный мастер лексики площадной Сошелся с пьющею, но доброю вдовою Она и бьет его и любит - беспощадно А он молчит, седой качая головою...
Зайдет неспешно и усядется устало, Почешет кнопками шершавые ладони И ту же самую мелодию с начала Потянет жилами из раненой гармони
И в узел горла льется теплый йод зеленый И в щах капуста слаще мякоти из манго Под зимним солнцем,на веранде застекленной - Трехпалый гармнонист и танго, танго...