Вот кто-то вышел на площадь И начал кричать и стенать. Казалось, чего уже проще – Мне рядом с ним час постоять? Но я проезжаю мимо... И ты проезжаешь мимо... И все проезжают мимо... Упрямо и неумолимо. О чём он кричит и стонет – Не знает он даже сам, В России последние сто лет Никто уж ни с кем не спорит, Вот слово сказал – поносят, Косою махнут и скосят. Чуть высунул голову – сносят, Не плача по волосам. Но тут завизжали шины. Сверкает мигалок ряд. Из чёрной большой машины Выходит «отец и брат». Пойдёт он вот к этому «кто-то» И молча с ним постоит. И это стояние что-то Кому-то и объяснит... А охрана охренела От такого «протокола». Охраняемое тело Вышло, понимаешь, в люди, Для прикола. Непростительный прокол! Куча камер теле -! И прицел телевиков На «священном» теле... Они друг на друга глянут, И станет понятно им, Что лучше – «накрыть поляну» И поговорить двоим... О том, как тоска их гложет, И, «мать твою, перемать!», О том, что страна не может Сама себя поломать... О том, что люди не в силах В глазах своих не упасть. И кто бы и как ни давил их, Молчать и мечтать о вилах. А если добиться власти – Опять же одни напасти! Нельзя ведь упасть отчасти... Построить и не украсть... Поскольку закона нету, Чтоб выжить, его соблюдая, Его нарушают все тут От края страны до края. И надобно жить осторожно И не рисковать острожно. Поскольку любого можно... Законно любого можно Лишить и свободы и рая. По-тихому – это можно... По-быстрому – тоже можно... Украсть – ну конечно, можно! И лгать себе – в общем, можно, Как пешкой, собой играя... Мчит охрана со всех ног. Лимузин и «воронок». В Кремль одного, а другого в тюрьму. В общем... пока... ненадолго. Но по-прежнему в Колыму Впадают Ока и Волга... И волей судьбы-безобразницы Их могли поменять местами. И никто не заметил бы разницы... Почему – догадайтесь сами...