Исковерканные судьбы, покорёженные дни, Недоверчивые судьи, изувеченная суть И пни копни, лишь мхи да пни здесь от сосен и остались… И еще осталась старость и над дикой стороной Взгромоздилася усталость и уселась предо мной.
Все борщи переперчёны, - недовялены лещи. В воскресенье не прощёны и брюнеты не лощёны… не залечены прыщи… Недокрученные гайки: рельс бы в дым, а пар в свисток, И плетеные нагайки и квасные балалайки наготове, дайте срок.
Дайте лишь сигнал на драку и фанфары на войну,– Мы Ирану и Ираку надерем до крови сраку и просрем свою страну.
И под старые мотивы выйдут ряженые в круг, И усталый, но счастливый, Под гармошек переливы и под ложек перестук Наш народ пойдет в архивы, Недобитый партактивом, недовзятый на испуг.
Ну а ежели под Тулой кто не вымрет невзначай, Значит это будет чудо, «Фэйри» в руки и посуда – Снова чистая, паскуда, а в стакане «Липтон» чай.
С бухты или блин с барахты прямо с неба на башку К нам посыпятся компакты, ДВД и контрафакты и ресурсные контракты, Дачи в Ницце и "Айнтрахты", шайки, "Челси", девки, яхты... И разгонят грусть-тоску.
Грусть-тоска уж не съедает, а выплёвывает кость: Кто на съездах заседает, кто в подъездах засыпает, Кто давно не просыхает, но фундамент проседает, Отовсюду заливает и сливает на погост.
Но веселые с испугу остаемся мы в строю. И ни ворогу ни другу не уступим мы подпругу, и ярмо, и колею. Мы по ней попрем упрямо прямо в светлое всегда. Наш народ сметлив не робок, на обочине нет пробок, а с колеями беда.
И лендроверы и форды, в бампера уставя морды, Будут кисло наблюдать на свободное движенье, Да хоть и криво положенье, да на сердце благодать.
Нас ничем не успокоить, не расстроить, не смутить. Нет стакана - будет кружка. Наливай моя подружка! Будем весело кутить!
За столом всегда накрытым все равны перед корытом, да и в бане все равны… Будем веселы и пьяны на поминках нашей странной И блаженной стороны…