Возвращение на Итаку (памяти О. Мандельштама) (ст. и муз. А. Галич)
Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама
«И только и света, Что в звёздной, колючей неправде, А жизнь промелькнёт Театрального ка́пора пеной, И некому молвить “Из табора улицы тёмной”…» О. Мандельштам
Всю ночь за стеной ворковала гитара, Сосед-прощелыга крутил юбилей, А два понятых, словно два санитара, А два понятых, словно два санитара, Зевая, томились у чёрных дверей.
И жирные пальцы, с неспешной заботой, Кромешной своей занимались работой, И две королевы глядели в молчаньи, Как пальцы копались в бумажном мочале, Как жирно листали за книжкою книжку, А сам-то король — всё бочком, да вприпрыжку, Чтоб взглядом не выдать — не та ли страница, Чтоб рядом не видеть безглазые лица!
А пальцы искали крамолу, крамолу… А там, за стеной всё гоняли «Рамо́ну»: «Рамона, какой простор вокруг, взгляни, Рамона, и в целом мире мы одни».
«…А жизнь промёлькнет Театрального капора пеной…»
И глядя, как пальцы шуруют в обивке, Вольно́ ж тебе было, он думал, вольно́! Глотай своего якобинства опивки! Глотай своего якобинства опивки! Не уксус ещё, но уже́ не вино.
Щелкунчик-скворец, простофиля-Емеля, Зачем ты ввязался в чужое похмелье?! На что ты истратил свои золотые?! И скушно следили за ним понятые…
А две королевы бездарно курили И тоже казнили себя и корили — За лень, за небрежный кивок на вокзале, За всё, что ему второпях не сказали…
А пальцы копались, и рвалась бумага… И пел за стеной тенорок-бедолага: «Рамона, моя любовь, мои мечты, Рамона, везде и всюду только ты…»
«…И только и света, Что в звёздной, колючей неправде…»
По улице чёрной, за вороном чёрным, За этой каретой, где окна крестом, Я буду метаться в дозоре почётном, Я буду метаться в дозоре почётном,
Пока, обезсилев, не рухну пластом! Но слово останется, слово осталось! Не к слову, а к сердцу подходит усталость, И хочешь, не хочешь — слезай с карусели, И хочешь, не хочешь — конец одиссеи! Но нас не помчат паруса на Итаку: В наш век на Итаку везут по этапу, Везут Одиссея в телячьем вагоне, Где только и счастья, что нету погони!
Где, выпив «ханжи», на потеху вагону, Блатарь-одессит распевает «Рамону»: «Рамона, ты слышишь ветра нежный зов, Рамона, ведь это песнь любви без слов…»
«…И некому, некому, Некому молвить Из табора улицы тёмной…»