Мы приходим в этот мир, как боги, без сомнений, с олимпийской хитрецой. Где-то нами не оббитые пороги, что расквасят нашу веру и лицо, и слова предначертаний и пределов, оскорбительных параграфов толмуд не тревожат наше царственное тело, и бессмертную нам душу не гнетут. Мы властители слова и просторов, наши истины цветные миражи. Но не сходим мы с Олимпа в коридоры, и на очередь за правдой тратим жизнь.
Эти клетки, где трепещут наши крылья, где не дышится и сердце не стучит, эти книжечки с пометками усилья, быть богами, презирающими быт, эти лживые названия ступенек, по которым к некрологу торен путь, и нехватка сострадания и денег, и всегда, всегда еще чего-нибудь. Это все меня так учат пилигримы, что с безумной песней по миру идут. Пациенты прокураторов из Рима и носители прозрений и простуд.
О победе мы печемся и горюем, из веков, как пауки, мы тянем нить. Но когда вы победите, говорю им, вас захочет тоже, кто-то победить! Что поделаешь, - они мне отвечают. - Если даже безнадежна наша роль, это лучше, чем бессонными ночами унизительную пестовать юдоль. И живут они во мне и в путь торопят, что намечен сердцем или богом дан. И идем, пока идем, мы по Европе пилигримы из Эллады в Магадан.