Мне первые стихи пропела мать. И так была прекрасна песня эта, как будто сочинилась без поэта, Природа снизошла порифмовать. И, уяснив предназначенье слова, решил я, что поэт поэту брат, и музыку искал во всех подряд, не замечая мелкого и злого. Имея добрый и веселый нрав, с наивностью мальчишки из Эллады, я посвящал им песни и баллады, но, к сожаленью, был тогда не прав. Я ждал лишь пониманья, не похвал, но оставляли в моем сердце меты ревнивые богатые поэты, которых я когда-то воспевал. Со злобой осуждали мой язык, сознательно не вникнув в суть предмета народу не известные поэты, издавшие по два десятка книг. И с высоты чинов и привилегий сердились едко, публику браня, людей , без злости слушавших меня, мои непобедимые коллеги. не понимая, что десятки лет, когда бывает радостно и больно, поются эти песни добровольно, а люди и не знают, кто поэт. Я выхожу и вижу тихий зал, не публика - сердца, умы и судьбы, немилосердные ревнители и судьи, с которыми я жизнь свою связал. Вручаю вам друзья, судьбу мою. Я верю вам, и вы мне тоже верьте, я напечатан буду после смерти, и потому сегодня я пою.