Ночь в прокуратуре ("Старинный дом с лепной чернухой...")
Старинный дом с лепной чернухой, пилястры, бантики, амуры. Вот фреска: овцы, поселяне, петух зелёный... Красота. В пустом нутре прокуратуры, стеная, бродит жуткий призрак, гремит цепями. Был министром и перестал. Из-под хламиды живот, как глобус, выпирает. Он удаляется. Кровь стынет!
Сопит, отодвигаясь, ящик. Ну, просто балуется. Бог с ним.
Потом включаются плафоны, моргают что-то. Спит дежурный, зажав огромный кипятильник, и пистолет его, вздыхая, ворочается в кобуре.
Витают тени: Аракчеев, Столыпин, с ними некто третий. Витают духи: вот Сперанский, граф Витте и Аганбегян. Они клубятся, пребывая в метафизических объятьях, в диалектическом единстве и политической борьбе.
Прекрасные стальные сейфы свистят в три дырочки про чижик, про пыжик и про где ты был в ночь с 18 на 23 ноября (игра такая). Один фальшивит. Невозможно! Он получает подзатыльник, и поделом...
Проходят стулья из бухвета, Бог ведает куда им надо!
Кошмар сидит на телефоне: с ним будет говорить Вышинский! или Снежневский? Рассветает. Амур на потолке зевает и чешет нос рукой отдельной: должно быть, к выпивке. А рядом портрет Бронштейна на простенке, он в полный рост, звезда героя, секретари подъемлют веки, сейчас он будет гав-гав-говорить!..
Но поздно: квакает петух натужным жилистым дискантом. Со страшным грохотом на зданье обрушивается покой и тишина. Всё засыпает, и лишь, подобны излученьям всепроникающим и грозным, пронзают эти коридоры статьи УК и УПК...