Как просто, тихо, без речей, Решился будничный вопрос: Мой дом, теперь уже ничей, Приговорен – идет под снос. Еще денек – и крыша с плеч, Сползется гусеничный лязг. На пустыре, где стенам слечь, Устроят бревна перепляс.
Где белый голубь на шесте, Где в мае яблоня в фате, Где звоном битого стекла – Гляди – стрижи из-за угла, Где по натянутой струне Танцуют тени на стене, И чертит детская рука Границы мира с чердака.
Не дом – корабль кверху дном. Один – и ты уже не флот. Большим растерзанным окном Кричал его беззубый рот: «Здесь больше некому стеречь В горошек ситцевую ночь!.. И на траву, как было, лечь, И полететь куда-то прочь».
Где белый голубь на шесте, Где в мае яблоня в фате, Где звоном битого стекла – Гляди – стрижи из-за угла, Где по натянутой струне Танцуют тени на стене, И манит пальцем на крыльцо Кавказской пленницы лицо.
Что здесь задумано потом – Благословенным трижды будь! Конечно, дом, конечно, дом Построят здесь когда-нибудь. Каркас, затянутый в бетон, Глаза окон – во все концы. «А где же тот?.. А где же он?..» - Весной замечутся скворцы.
Где белый голубь на шесте. Где в мае яблоня в фате. Где звоном битого стекла – Гляди – стрижи из-за угла. Где по натянутой струне Танцуют тени на стене. И тихо лестница-клюка Живет под мышкой чердака.