Жила в полуподвале Лифтерша тетя Валя, А с нею вместе взрослый жил сынок. Он налегал на кашу И вымахал с папашу, И помогал мамаше всем, чем мог. За то, что папа маму бил вот здесь, в полуподвале, Сыночек папу с корешом живьем четвертовали — Хороший, в общем, добрый был сынок. Во время перестроечки Он спал в тюремной коечке — Червончик за папашу отбывал. Но в лифте ездил дядя, Который мамы ради Всё это дело в урну заховал. И вот вернулась к Ванечке проказница-свобода, А папа был в гробу уже тому четыре года. И Ваня снова шасть в полуподвал. Ах, дело молодецкое, Ах, выпуклость недетская Ему явилась в лифте как-то раз. Прошлась, вихляя бедрами, И страсть руками бодрыми Схватила Ваню крепко в тот же час. И с этой страстью Ванечка в обнимку ночевали В холодном, неприветливом и злом полуподвале, И понапрасну мучили матрас. Но жизнь-то — “фифти-фифти”, И как-то в этом лифте С ней Ванечка до полночи застрял. Он делал к ней движенья, Он делал предложенья, И этим, безусловно, покорял. И он признался ей в любви легко и неформально: Всего два раза спереди и один раз нормально — На чем внимание особо заострял. И надо здесь сказать бы, Что дело вышло к свадьбе, Пять лет тому, как папа был в гробу — Ведь мама меж стропила Тот лифт остановила И тем решила Ванину судьбу. И ездит теперь Ванечка на “мерсе” да на “порше” — Ах, вот что значит вовремя не спящая лифтерша, Пусть даже с тремя пядями во лбу. А папа им завидует в гробу.