Мне пел-нашёптывал начальник из сыскной, Мол, заложи их всех, зачем ты воду мутишь, Скажи, кто в опера стрелял - и ты сухой, Не то ты сам себе на полную раскрутишь.
А в синеве алели снегири, И на решётках иней серебрился, Сегодня не увидеть мне зари, Сегодня я в последний раз побрился. А в синеве алели снегири, И на решётках иней серебрился, Сегодня не увидеть мне зари, Сегодня я в последний раз побрился.
А на суде я брал всё на себя, Откуда ж знать им, как всё это было. Я в хате был, но не было меня, Когда мента Натаха замочила.
И будет завтра ручеёк журчать другим, И зайчик солнечный согреет стены снова, Ну а сегодня скрипнут сапоги, И сталью лязгнут крепкие засовы. И будет завтра ручеёк журчать другим, И зайчик солнечный согреет стены снова, Ну а сегодня скрипнут сапоги, И сталью лязгнут крепкие засовы.
И на свиданьи, руки разбросав, Как крылья чайки, старенькая мама Меня молила, падая в слезах, Чтоб я сказал им всё, но я - упрямый.
Ай, мама, мама, ты - мой адвокат, Любовь не бросишь мордой в снег апрельский. Сегодня выведут на тёмный двор солдат И старшина скомандует им: "Целься!". Ах, мама, мама, ты - мой адвокат, Любовь не бросишь мордой в снег апрельский. Сегодня выведут на тёмный двор солдат И старшина скомандует им: "Целься!".
А за окном буянила весна, И в "воронок" меня из зала уводили, И вдруг услышал я, как вскрикнула она: "Алёша, не забуду до могилы!"
И будет завтра ручеёк журчать другим, И зайчик солнечный согреет стены снова, Но а сегодня скрипнут сапоги, И сталью лязгнут крепкие засовы. И будет завтра ручеёк журчать другим, И зайчик солнечный согреет стены снова, Но а сегодня скрипнут сапоги, И сталью лязгнут крепкие засовы.