Ехали казаки, во широком поле. Ехали казаки сорок тысяч лошадей. И покрылся берег, и покрылся берег Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить.
А первая пуля, а первая пуля, А первая пуля, в ногу ранила коня. А вторая пуля, а вторая пуля, А вторая пуля, дура, ранила меня.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить.
Жинка погорюет, выйдет за другого, Выйдет за другого, забудет про меня! Жалко только волюшку, да широко полюшко, Жалко мать-старушку, да буланого коня!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить.
Кинулась тачанка полем на Воронеж, Падали под пулями, как под косою рожь. А у тачанки сзади надпись: "Не догонишь!", А под дугою спереди – "Живыми не уйдешь!"
Тело мои белое, сердце моё смелое Коршуны да вороны на части расклюют. Не казнись, мамаша, что взяла не наше: Скоро ли подстрелят, да когда еще убьют!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить!