Сполохи на небе, порывистый ветер, Стрелы Чингисхана и пули Дюнкерка - В его глазах проплывали столетья, И солнце пульсаром то пылало, то меркло.
В его груди извергались вулканы, Ручьи журчали умиротворённо. Куски Гренландии налезали на Канны, И танки падали в реки с понтонов.
По-английски пострижен, Его запах - сигарный дым. Но клошары Парижа Считали его своим, Считали своим.
Вертела шеей красотка Несси Среди чудовищ из Голливуда, А ноги его утопали в месиве Лаосских джунглей, отвергающих Будду.
Куском в желудке урчало Поволжье, А мозг его тосковал по Питеру, Где он никому ничего не был должен, Кроме своих престарелых родителей.
По-английски пострижен, Его запах - сигарный дым. Но клошары Парижа Считали его своим, Считали своим.
Вечно смурной и всегда нетрезв, Он под мостами искал забвенья, В светотенях - вдохновенья, В лунном круге - крест. Разверзалась сфера неба, И он не был в нём человеком... Полукентавр в чреве кита, в рёве гитар!
Ночами истерзанные гетеры Рима Горели в пламени нью-йоркских "твинсов", А боль от струн была нестерпима, И пот по спине проливался в джинсы.
Ангел и дьявол, еретик метафизик, На левом мизинце цыганский перстень. Он был поэтом, и он любил жизнь, Но ещё больше он желал смерти.
По-английски пострижен, Его запах - сигарный дым. Но клошары Парижа Считали его своим, Считали своим.