Жил старик, колесо крутил, Целый век он кувшин лепил, свой На ветрах замешивал воздух. И скрипел друг, гончарный круг, Тихо пел рано поутру он Старый мудрец талым звёздам:
"Ты вертись, крутись, моё колесо, Не нужны мне ни вода, ни песок, Напоит людей росой мой кувшин, Мой серебряный кувшин. Будет лёгким он, как крик птичьих стай, И прозрачным, будто горный хрусталь. Тоньше самой тонкой струнки души Будет лунный мой кувшин".
Годы шли, спину сгорбили, Круг скрипел, ветры гордые, взвив, Затихали в пальцах покорно. И смеясь, а что худого в том, Люд кричал: "Сумасшедший он!" - Но в ответ шептал старец вздорный:
"Ты вертись, крутись, моё колесо, Не нужны мне ни вода, ни песок, Напоит людей росой мой кувшин, Мой серебряный кувшин. Будет лёгким он, как крик птичьих стай, И прозрачным, будто горный хрусталь. Тоньше самой тонкой струнки души Будет лунный мой кувшин".
Зло своё кто осудит сам? Раз в сто лет чудо сбудется, и Засверкал кувшин круторогий. Полон был до краёв водой, Голубой ледяной росой. Пей, Путник, он стоит у дороги. И теперь зависть белая, И теперь люди веруют, И чудеса в цене потеряли. А дожди грустной осенью С неба ветром доносят нам Лишь обрывки песенки старой:
"Ты вертись, крутись, моё колесо, Не нужны мне ни вода, ни песок, Напоит людей росой мой кувшин, Мой серебряный кувшин. Будет лёгким он, как крик птичьих стай, И прозрачным, будто горный хрусталь. Тоньше самой тонкой струнки души Будет лунный мой кувшин".