Я срок переходил. Под сердцем плод тяжёлый. Боюсь, что мёртвое рожу теперь дитя. А доктора мои - ханыги и пижоны, Им не понять самим, чего они хотят.
А коль стихи умрут, свет белый не обидев, Так для чего живёт тот, кто грешил в ночи, Тот, кто ласкал перо, в нём женщину увидя, И кто, прикуривая, пальцы жёг на пламени свечи?
Стихи стучатся в мир доверчиво и властно, Они ломают кость и выгрызают плоть. Но не родиться им - все потуги напрасны, И леденит мне грудь сыновнее тепло.
Я схваток не боюсь, как избавленья жду их От всенощных моих болезненных толчков. Я не хочу нести кладбищенскую тую На холмик мертворожденных стихов.
Всё к этому идёт: идущий да обрящет. Но что обрящет он, во мне сидящий плод? А телефон молчит, и пуст почтовый ящик - У докторов моих полно других забот.