Было заполночь. Чайник потел на плите, и гитара не пела уже, а хрипела. Мне хозяйка стелила постель в темноте, и проснулся я утром на скатерти белой.
Смутный символ, пустяк, незначительный знак... Я поставил не точку, а так - запятую. Но ласкала крахмальная гладь-белизна В тело прежнюю боль, и надежду пустую.
Под фонариком солнца, в рассветной пыли Я дымил, как шпион в кабинете чекиста, Как бескрылый дельфин на коварной мели И, как мартовский тополь, - немой и безлистый.
Стрелка бешеной жизни увязла в нуле. Я пытался осмыслить в мятежной тревоге: То ли тело лежит последнем столе, То ли тело скользит по бескрайней дороге...