Отыграли злые зим, крышка, мат! Наступай, невыносимый, шалый март! За душою – ни наследства, ни кола. Я как Новгород – в одних колоколах.
Марта, девочка затопленной Руси, Не бросай меня, открой меня, спаси! Я как Новгород, крестами теребя, Буду зовом, буду зовом для тебя
Задыхаюсь, из души, как из плотин, Плещет музыка оттаявших глубин. Наводненье – есть паденье немоты. Наводненье – дополнение судьбы.
II
В дивный Новгород соборов и церквей Ходит Марта с черной бабушкой своей. Ходит с бабкою, а я, дурак, под смех Реставрирую по фрескам прошлый век.
Реставрирую Христа и образа, Реставрирую зеленые глаза Блещут краски, хлещут солнцем после зим, Ну а наше дело с Мартой на мази.
Со слезами человечество ругая, Умирают злые зимы под ногами Умирают без креста и без кола. Я кричу – моя душа в колоколах!
III
Спит на башнях скерцо узников моих. Больно, страшно сердце музыки разбить. Стало мало шалой славы после зим. Вместе с Мартой жгу на чтенье керосин.
А потом ее, уснувшую, босую, Заколдованными красками рисую. Вот и все. И зимам – мат! И богу – мат! Синим полднем, в синих лодках плещет март.
IV
- Уезжаешь? – просыпаясь, ты сказала. - Ах, как жалко, - просыпаясь, ты сказала. Утро чавкало, и сахар в снег бросало Мы за чайником, мне страшен мир вокзала.
Я старею, ты же видишь, - я простыл. Там у двери, мой рюкзак, мои холсты. Все сложил, упаковал белье, блесну… Невозможно уложить одну весну!
Ты смеялась, ты сказала – жду, пиши… Смято сердце реставратора души. За душою ни молитвы, ни креста, А они неумолимы, поезда.