Перечеркнул по слипшимся векам истории, что на земле не было проклято, предано? Вот мы стоим глухонемые бесполые, вот мы лежим добрые мёртвые бедные.
Времени нет, здесь ничего не случается – просто писал, пил или нёс околесицу, просто любил, просто дарил или маялся, просто украл, просто убил и повесился.
Так каждый день, сколько погибших и раненых, сколько мужей, сколько машин и любовников? Чтобы понять, нужен момент узнавания, культ или бренд, эти – свои, эти – гопники.
Только вдруг станет так тошно, так дико, и этот – предатель, и эта, блядь, сука, ты выпал из жизни, ты – лох, неудачник, и ты не последний, не первый, а ну-ка, кому ты расскажешь, как страшно до дрожи, а если не страшно, то всех ненавидеть, и бесят все те, кому как бы не похуй, а где справедливость, и выть от обиды. И пить до утра во дворе, и собака бездомная, жрать просит, нечего, шарик, и звёзд-то не видно, говно, мегаполиси звёзд-то не видно, говно, мегаполис, какие же твари, какие же твари… Хуячь, покупай, продавай, расслабляйся, ну как не могу, ты пиздец ебанулся, а как же бабло, да засунь свою честность, don’t worry, вe happy! На кой ты вернулся, что толку встречаться, чего ты хотел-то, ты думал одно, а ей всё надоело, и все объяснения в слове «мудак», а с этим, увы, ничего не поделать. Ведь близкие люди, казалось бы, как же, душа же ведь, срать-то зачем, да за что же, и бычишь в ответ, и плюёшь, и скучаешь, немножечко секса и ёбнуть по роже, а если подробно, то доковыряться до мяса, до гноя, закрыться в сортире, дотошно блевать пустотой или желчью, а после лежишь и один во всём мире. Прекрасно, качаться, уткнувшись в колени, да нет ни святого, ни трагикомедий, и то, что тебе вопрос жизни и смерти, нельзя предъявить ни ментам, ни соседям. Зачем это всё? Кто всё это затеял, свобода, конечно, всё садо и мазо, и плакать, и «кто я?», и ну его на хер, и верить, что жизнь – нескончаемый праздник, как в детстве, когда заодно со всем светом, и есть кое-кто, кто всё-всё понимает, и с ним обо всём можно договориться, сейчас-то он где? А где ты? Не канает.
Всё как обычно в городе ночью, только вдруг вспомнишь забытую песню, и что-то внутри отстранённое лёгкое, будто «спасибо». Кому? Неизвестно… И вот ты стоишь и молчишь, и не слышишь того, кто с тобой, кто родной и любимый, и важно, всё важно, скажи всё, что хочешь, живыми словами, живыми, живыми. Словами, в которые вложишь себя же, такими словами тебе кто-то скажет «я здесь, я с тобой», только чтобы услышать, придётся принять в свою жизнь эту «лажу», что ты и другой – это ты и ты тоже, и сильно стараться, чтоб не заносило. Другого услышать нельзя, не бывает, другой – это ты, и в этом, брат, сила.
Переписать своей злополучной историей, всё на земле прожито кем-то и выбрано, вот мы стоим богоподобные голые, вот мы бежим в пропасть, где всё…