Бледностью весен, суровостью зим Я обозначен как дальний край, Я приурочен, я неделим Как многоточье после "ура" Окопного счастья бежать на огонь, А то, отсидевши там все зады, Забудешь, как смерть открывает ладонь, Читаешь: не ты, сегодня не ты.
Тебе будет жалко, жалко, жалко, Мне будет больно, и только всего - Клетчатый плед, кресло-качалка, Все остальное увидишь в кино.
В городе, где неподвижно летят Шторы из окон в гости к ветрам, Лето кончается, будет зима, Тут уж начнется трам-тарарам. Но в городе снег под конец уберут, Там же в полях, где гуляет беда, Окопы закроют, солдаты уйдут, Кто - по домам, а кто - навсегда.
И все будет тихо, просто и славно, Последний оставшийся молвит: "Земля Нас не взяла", и, как ни забавно, Этим последним опять буду я.
Ролик озвучат, голос убьют, Музыку включат, сонм мертвецов, И неуклюже пули вернут В дула их ружей, в руки бойцов. Но кадр за кадром - андреевский крест, Появится круг, в круге первом, втором, Третьем, четвертом, по счету невест В городе этом прифронтовом.
Но крутится, вертится шар голубой, Пленка кончается, кадр бежит, Крутится, вертится над головой, Хочется, хочется, хочется жить.