Здесь опять снега нет. В этом городе лёд. В этом городе тесно, и трудно дышать. Ты молчишь, как всегда. Эх, ты, горе моё! Не спасает ни водка, ни анаша.
Я пою луне, пью и сплю с луной, Я боюсь признаться, боюсь сказать, Что почти свихнулся, что вижу дно – И ни всплыть, ни вдохнуть, ни свернуть назад!
Что корона твоя мне – пустой металл. Я железо люблю только в виде пуль. Что под вечер приходит совсем не та, И абсурдна ночь, как деленье на нуль.
Что не вечен бег – сколько ж миль ещё? Бесконечность движенья рождает испуг. Мне бы встать и уткнуться в твоё плечо И стоять до скончания века, мой друг…
Я картину маслом топлю в вине – На раздолбанной кухне, никто, ничей. Если в этой стране – ни на чьей стороне, Здесь любая игра завершится ничьей.
А если сделал ход, значит, сразу мат – Трёхэтажный, великий как «аз есмь». Верный ферзь не ждёт – ты заказан, брат, И пробит, и просчитан до капли весь!..
Подойди ко мне, дай свою ладонь – Я тебе погадаю, я буду врать Про дорогу вдаль, про казённый дом, Чтобы дольше рядом с собой удержать!
Чтобы хоть на миг было как у всех – Полной чашей квартира, любовь, семья, Чтобы детский плач, чтобы детский смех, Чтоб со мною – ты, а с тобою – я.
Замереть и узнать, что иного нет, Что в холодной руке пальцы тают твои. В этот миг, поверь, и Ему, вполне, Из шести миллиардов хватает двоих!
Отпустить тебя через пять минут Да по венам столичным утечь в метро. И опять домой, где меня не ждут, Где на кухне – мой проклятый вечный трон…
В этом городе тесно, и трудно дышать, Но зато очень просто сойти с ума. Это просто скулит, замерзая, душа. Это просто болит. Это просто зима.