(ты плохая. зима пройдёт.) раздевалась в разрезе штор, а потом - о, двухтысячный год сдохни! - размазала рот невозможной, чужой улыбкой, слишком липкой для этих губ. время пиная, как арестанта конвойный, вечность вступала в права и любая попытка возврата была бесполезна; на словах пел запрет, а рассвет лез в окно (это место я вычеркну). только одно неизвестно: как попала в подстрочник любовь.