Я снова опоздала на работу, и теперь меня за это отчитают, расстреляют и уволят, Покроют непременно матюгами и напишут докладную и, в итоге, не заплатят денег. И я пойду по улице домой, совсем пешком, совсем одна, пд зябким ветром и дождём промозглым, И люди удут видеть, обсуждать и осуждать и злобно пальцами казать, и громко надо мной смеяться.
Без денег, без работы, вся промокшая насквозь, я заблужусь и окажусь в каком-то захолустном баре. И там меня напоит в дребадан высококлассным коньяком печальной внешности маньяк-убийца. Потом пойдёт, как будто, провожать, и, невзначай, за разговором, изнасилует, убьёт и покалечит. Прохожий добрый вызовет врачей, ещё ментов и понятых, и все начнут меня спасать, но будет поздно.
Я снова опоздала на работу, только это, почему-то, так никто, совсем никто и не заметил. Никто меня в упор не расстрелял, не материл и не стучал, к тому же, вечером зарплату дали. И после вот такого вот насыщенного дня, уже вообще, ни сил ни времени дойти до бара. К тому же, не поймёшь, куда идти, пусть напивается один и обломается маньяк убийца.
А я держу свой путь уже к метро, совсем пешком, совсем одна, по тёмным улицам в ночном тумане, И мне навстречу движется объект печальной внешности такой и очень пьяный, никакой, видать, из бара. И я его прошу меня как будто проводить, он соглашается, не ведая судьбы своей трагичной. Прохожий добрый вызовет врачей, ещё ментов и понятых, и все начнут его спасать, но будет поздно.