Поэма без героя. Часть третья. Эпилог (Читает Алла Демидова)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ЭПИЛОГ
Быть пусту месту сему...
Да пустыни немых площадей, Где казнили людей до рассвета. Анненский
Люблю тебя, Петра творенье! Пушкин
Моему городу
Белая ночь 24 июня 1942 г. Город в развалинах. От Гавани до Смольного видно все как на ладони. Кое-где догорают застарелые пожары. В Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Одно окно третьего этажа (перед которым увечный клен) выбито, и за ним зияет черная пустота. В стороне Кронштадта ухают тяжелые орудия. Но в общем тихо. Голос автора, находящегося за семь тысяч километров, произносит:
Там под кровлей Фонтанного Дома, Где вечерняя бродит истома С фонарем и связкой ключей, — Я аукалась с дальним эхом, Неуместным смущая смехом Непробудную сонь вещей, Где, свидетель всего на свете, На закате и на рассвете Смотрит в комнату старый клен И, предвидя нашй разлуку, Мне иссохшую черную руку, Как за помощью, тянет он. Но земля под ногой гудела, И такая звезда глядела В мой еще не брошенный дом И ждала условного звука... Это где-то там — у Тобрука, Это где-то здесь — за углом. Ты не первый и не последний Темный слушатель светлых бредней, Мне какую готовишь месть? Ты не выпьешь, только пригубишь Эту горечь из самой глуби — Этой нашей разлуки весть. Не клади мне руку на темя — Пусть навек остановится время На тобою данных часах. Нас несчастие не минует, И кукушка не закукует В опаленных наших лесах...
...А не ставший моей могилой, Ты, крамольный, опальный, милый, Побледнел, помертвел, затих. Разлучение наше мнимо: Я с тобою неразлучима, Тень моя на стенах твоих, Отраженье мое в каналах, Звук шагов в Эрмитажных залах, Где со мною мой друг бродил, И на старом Волковом поле, Где могу я рыдать на воле Над безмолвием братских могил. Все, что сказано в Первой части О любви, измене и страсти, Сбросил с крыльев свободный стих, И стоит мой Город «зашитый»... Тяжелы надгробные плиты На бессонных очах твоих. Мне казалось, за мной ты гнался, Ты, что там погибать остался В блеске шпилей, в отблеске вод. Не дождался желанных вестниц... Над тобой — лишь твоих прелестниц, Белых ноченек хоровод. А веселое слово дома — Никому теперь не знакомо, Все в чужое глядят окно. Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке, И изгнания воздух горький — Как отравленное вино. Все вы мной любоваться могли бы, Когда в брюхе летучей рыбы Я от злой погони спаслась И над полным врагами лесом, Словно та, одержима бесом, Как на Брокен ночной неслась...
И уже подо мною прямо Леденела и стыла Кама, И "Quo vadis?" кто-то сказал, Но не дал шевельнуть устами, Как тоннелями и мостами Загремел сумасшедший Урал. И открылась мне та дорога, По которой ушло так много, По которой сына везли, И был долог путь погребальный Средь торжественной и хрустальной Тишины Сибирской Земли. От того, что сделалась прахом, Обуянная смертным страхом И отмщения зная срок, Опустивши глаза сухие И ломая руки, Россия Предо мною шла на восток.