Опера «Жизнь с идиотом» (1990-1991) либретто Виктора Ерофеева Действие 2
Нидерландская опера, постановка Б. Покровского Я — Dale Duesing, Romain Bischoff (baritones) Жена — Teresa Ringholz (soprano) Вова — Howard Haskin (tenor) Марсель Пруст — Robin Leggate (baritone)
vocal ensemble and Rotterdam Philharmonic Orchestra conducted by Mstislav Rostropovich Amsterdam, Het Muziektheater, April 1992
***
Я: Поначалу Вова был очень тихий: шаркал тапочками и отъедался. Любил он выпить за завтраком бутылку кефира, творожка скушать, сидит скромно на нашей кухоньке и питается, потом пошаркает тапочками по комнате: пять шагов вперёд, пять назад — и снова на кухоньку: то колбаску поклюёт, то ветчиной полакомится. Когда ел, взгляд у него становился недобрый, кошачий, но сам без разрешения ничего не брал, в холодильник не лазил. Сторож надул меня. Вова не разговорился. Был он великий молчальник и, кроме «эх», никаких слов не употреблял.
ВОВА: Эх.
Я: Я не раз пытался с ним заговаривать, принимался расспрашивать, кто он и откуда родом, где и что преподавал — я сжился с мыслью, что он профессор, — я даже карту СССР перед ним расстилал. — Вова, где твои родные места? Покажи! — Но Вова бессмысленно водил пальцем по карте, тихо вздыхая и тихо мыча.
ВОВА: Эх. Я: Отчаявшись, я больше его не беспокоил, и он совершенно замкнулся в себе.
ХОР: Даже карту СССР перед ним расстилал… Но что-то в нём, видать, зрело, какие-то мысли, мечты донимали его: он стонал по ночам, часто просыпался и, бывало, часами сидел в темноте на тахте, сузив и без того узкие щели глаз, подперев кулаком бородёнку.
Я: Ты чего не спишь? ВОВА: Эх!
Я: По вечерам, дабы уберечь Вову от бессонницы, мы гуляли с ним по заснеженным переулкам. Вова зорко посматривал на прохожих. Те почему-то пугались его, сторонились, а после оглядывались. Озадаченные, я бы даже сказал, охваченные паникой лица.
ХОР: В чём дело? Чем смущал Вова равнодушного вечернего горожанина?
Я: Раз, воротившись домой, я застал такую сцену: Вова сидит на кухонном полу в большой луже молока и в окружении выброшенных из холодильника продуктов; сидит и жрёт всё попеременно: то сыра кусок откусит, то в банку с винегретом засунет руку, то вафлей захрустит, то к колбасе потянется,
ЖЕНА: а на батон колбасы он брусничное варенье намазал. ХОР: Сидит весёлый, довольный жизнью. Я: Я его отчитал, — он нахмурился, лёг на тахту и безо всяких признаков раскаянья быстро заснул. ЖЕНА: Я так и знала, Я так и знала! ХОР ДРУЗЕЙ: Мы огорчились. Мы возмущены. Целуем «Держись!». Идите к нам отведать пиццу. ГОЛОС ИЗ ХОРА: «Я птицу променял на пиццу» ХОР: Ха-ха-ха
Я: Через несколько дней Вова порвал книги. Он порвал добрую половину моей с любовью собранной библиотеки; клочки дорогих мне страниц засорили ванну и унитаз. ЖЕНА: Да что унитаз! Вся квартира была засыпана этим кощунственным конфетти. Я: Зачем ты это сделал? ВОВА: Эх! Я (жене): Но посмотрите, как он счастлив, по глазам вижу! ЖЕНА: По этим наглым рыжим глазам! Я: Идиот… Вова, ты понимаешь, что ты идиот? Это значит, ты отъявленный мерзавец. ЖЕНА: О, Боже, он порвал всего Пруста. МАРСЕЛЬ ПРУСТ: О, Боже, он порвал меня. ЖЕНА: Давай его свяжем! ХОР: Вова испуганно заревел. ВОВА: Эх Я: Давай его лучше убьём! ХОР: Вова заревел ещё более испуганно. ЖЕНА: Все трое были испуганы и не знали, как быть. ХОР: Он несколько присмирел, но не сдался. Я: Я объявил военное положение. Я установил строжайший надзор за Вовой.
ЖЕНА: Он несколько присмирел. Вдруг началось таинственное исчезновение предметов. Он несколько притих. Вова, куда ты дел, подлец, моё бельё?
ВОВА: Эх!
Я: Вдруг, в один прекрасный день, он навалил большую кучу в центре комнаты, и с тех пор пошло-поехало: он размазывал кал по обоям, рвал их, мочился в холодильник, резал ножом паркет, мебель…