...В одиночестве, осенью, если неблизко дом, Если утром туман сны сменяет на миражи, Мореход за неделю срастается с кораблём - И потом друг без друга они не способны жить.
Друг без друга - ведь это без паруса над волной? Без руки - самой верной, ложащейся на штурвал?.. Так они представляют единое - рулевой И позволивший, чтобы кто-то им управлял.
И тогда, если где-то поблизости рыщет смерть, То её за версту узнаёт корабельный нюх. И пока ещё можно уйти от неё, успеть, Смелый парусник будет стараться, ведь рядом - друг!..
Ну а если когда-то на палубе дрогнет рябь Огневая и всюду протянет свои лучи, Капитан не предаст полюбивший его корабль И останется честен, и сердцем кристально чист.
А бывает иначе. Когда человек неправ. Обнажая дрянную, не знавшую чести, суть, Он уходит... И ищут по свету его ветра, Тщетно силясь однажды найти и назад вернуть.
Ну а бриг пополняет забытый наземный флот. Поджимает о камни истёртые якоря. И как будто бы рыба, простившись с простором вод, Превращается в нечто, несвойственное морям.
Изнывая на суше, уже через раз дыша, Он становится вдруг неподвижен и ядовит. А под мёртвым металлом живая растёт душа. Очень тёмная, злая и жадная до любви.
Та, что слепо обшарит все россыпи древних скал, Проберётся сквозь толщу горчащей на вкус воды, Если вдруг догадается - здесь человек стоял. Если вдруг распознает на мокром песке следы.
...Ты уходишь, морской королевой навек храним. Только сердце всё почему-то болит, болит... И пронзительно чайки кричат, будто сверху им Видно что-то, чего не увидишь ты от земли.
Ветер с моря настойчивей тянет к себе, смелей. Остывает приливом размытая полоса... На Ольхоне есть кладбище брошенных кораблей. Не дай Бог тебе быть там. И песни о них писать.