Когда наступает вечер, их становится больше. Они как будто выходят из серых замерзших стен. Какие они несчастные, смешные, помилуй Боже, такие совсем усталые, но гордые вместе с тем. Они шагают по улицам в рваных летних сандалиях, и, кажется, что дорога их никак не придет к концу. Ну, может быть их обидел кто, с любимыми поскандалили... и мокрые ветки с радостью хлещут их по лицу. Они ужасно лохматые, тоненькие, джинсовые, и кажется, будто воздух их раздавит в единый миг, им бы не пути наматывать - а ноги в тепло засовывать, и газ зажигать под чайником, и прятаться за дверьми. А эти шагают - будто бы шагают по тропке узенькой, отсюда - ни шага в сторону, а то совсем пропадешь. А где-то играет музыка. Ты слышишь - тихонько - музыка, такая смешная музыка, печальная, будто дождь.
Когда наступает вечер - они исчезают в принципе, такие, что смотрят ласково, чуть с жалостью на меня. Они большие и сильные, себя ощущают принцами - так пусть они будут принцами, но не на исходе дня. А я улыбаюсь вечеру, а я расплетаю волосы, пускай они там лохматятся по воротнику плаща. И дождь глядит недоверчиво, рисуя косые полосы на темных оконных впадинах и на забытых вещах. А я-то иду - по струночке, в руках моих - вся вселенная, и шум от шагов - не громче, чем от голоса ящерки. Все выучено - до трещинки, с рождения до взросления,и ясень знакомый бережно коснется моей щеки. Что ж, всё спокойно и радостно, всё так, как было задумано, а значит можно и к чайнику, к халату, к теплой воде... Ну, пусть я нынче простужена, ну пусть я круглая дура, но... Встречай меня, мой единственный! Я где? Я не знаю, где...
А утром выйдешь - и нету их, джинсовых, мокрых, таинственных, которых согреть, утешить бы, да где их теперь найдешь? А нынче снилось, что кто-то там зовет меня: "Мой единственный..." Я выглянул было в форточку, да слишком уж сильный дождь.