Нет, не то чтобы надоели, но утомили, ни на шаг от них не уйдешь, если грош подашь. Я рискую завязнуть насмерть в их плотном мире, в этом вязком, падком на страсть и ночную блажь. В жарком, потном, как овчина, горячем доме, в горловых, межвздошных, ласковых их словах, я-то думал их выпиливать в халцедоне, в ре-миноре, с придыханием в каждой доле, а сквозь них - потоки в тысячи киловатт. И она так жадно сжимает меня в ладони, чтоб цепочка не мешала ей целовать. Нет, не то чтобы утомили, но сколько можно, третий лишний, первый главный, я ни гу-гу, я задержан на бесхитростной их таможне пограничниками рук и борзыми губ, не позволено быть лишним в мерцанье плоти, лезть им в рот (который по классике цвета rot), помнишь, как там было, миф о жене и Лоте, ноги вместе, руки в стороны, взгляд вперёд, нынче вечер, окна в сказочном переплете, я вернусь, услышав шелест пальто в полете, вздох - она берет со стола берёт. Нет, не то чтобы сколько можно, но очень больно отвернуться, улыбнуться и отпустить, мне потом не хватит мячиков волейбольных и имбирных леденцов, чтобы их спасти. Ведь она уже кого-то боготворила, шила платья, тот порой приезжал гостить, слишком помню, как она со мной говорила, со слезами перемешивая в горсти. Но пока она смеется, себе в основу положив, что завтра сбудется завтра лишь. Я гляжу на них печально и чуть сурово. Может быть мне просто завидно, право слово, наблюдать за силуэтами в чуть лиловых помутневших окнах пряничных их жилищ.
__________
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему Сыро и горячо. Я захожу домой и вешаю Голову на крючок.
Чайник вскипает, на окнах вязью Странные письмена. Господи, если ты вдруг на связи, - Как она без меня?
Господи, лучшее, что ты выдумал, Сделано из ребра. Выдуто, выверено и выдано, Чай на губах мешается с выдохом Теплого серебра.
Господи, дай ей пути лучистые, Лучшие из твоих. Если нам вдруг на двоих расчислено, Я обойдусь, но чтоб ей по-честному Счастья за нас двоих.
Чтобы она не видела черного В розе твоих ветров. Чтобы хоть раз забыла про чертово Злое своё метро.
Чтоб миновали ее трущобы, Изморозь, гарь и ил, Чтобы играл Михаил и чтобы Подыгрывал Гавриил.
Господи, я всё словами порчу, Истина не в речах, Весной, когда набухают почки, Может быть, ты проверишь почту И прочтешь белизну плеча, И щека ее горяча И она прикусывает цепочку, Чтобы не закричать.
______
Чтобы не расплескать - прикрываю лоб рукой, чашку себе из ладони соорудив, утро пригрелось русым пушистым облаком к солнечной невыспавшейся груди. Я не пойму, что было со мною до него, как я жила, и в чьих я спала домах. Если он позвонит, я подпрыгну до неба, если не позвонит - позвоню сама. Мир нараспашку, на поводке серебряном Бог задремал, уставший меня учить. Если погладить теплый хребет поребрика - сытой довольной кошкой асфальт урчит что-то дикарско-латино-американское, чтобы вдохнуть на миг - и живешь едва. Девочка отчего ты всё ходишь в каске, а? Чтобы от счастья не лопнула голова. Реки синеют, где-то вдали тоскливая толстая чайка хрипло лажает блюз. Если он меня любит - то я счастливая, если же нет - ну, я-то его люблю. Мы еще обрастем нежилыми стенками в стылом ветру, но нынче-то поутру всё, что мы нажили общего - это терпкая черная теплота меж сплетенных рук. Вот я иду по поребрику, как по лучику, с богом в ладони, с искрами вместо глаз. _____
Может быть всё и правда у них получится. Главное, чтобы цепочка не порвалась.