А я говорил: бросай филфак, поехали на Аляску. Заведём у юрты двенадцать собак, в полозья врежем коляску. Будем встречать ледяной рассвет консервами из Канады, Будем разглядывать волчий след, одеваясь в овечьи латы. Какая теория прозы, ты что? А там океан и горы. Там ветер смешался с водой и мечтой, порвав скалистые шторы. Большая медведица ловит в воде звёздную жирную рыбу. Там дорога из \"где-то\" ведёт в \"нигде\", минуя посёлок \"либо\". Я точно тебе говорю: бросай. Ты видишь? Сегодня лето! А ты собираешься что-то писать, учишь свои билеты, И время на кофе и туалет, да кошку в комочке меха. А нужен всего-то один билет, чтобы уйти, уехать. Там будут живые: Ахматова, Блок - в виде цветных водопадов. А по выходным там гуляет Бог. Любит, до полураспада. Там всё, что ты даже не сможешь прочесть, можно потрогать руками. Но вот ты заводишь будильник на шесть, говоришь, что завтра экзамен. А я повторяю: поедем со мной к Луне цвета спелой клюквы. Хватит глотать, разбавляя слюной, чужие смыслы и буквы. Поедем. Там тихо стучат топоры, бурлит золотая тина. Там валят деревья в реки бобры, отстраивая плотины. Засыпаешь. И книги твои храпят с чистых беспыльных полок. Засыпаешь. Висит Иисус распят, поскольку тоже филолог. Выхожу от тебя и российский флаг закрывает собой звезду. Через время я нагружу собак и огней тебе привезу! Чтобы было чем жечь а-четыре, а-три, и тетрадки и книжный шкаф. Привезу медведицу: вот, посмотри. Не понравится - спрячу в рукав. Я оставлю юрту с дубовым столом Экзюпери-пилоту. Но, наверное, ты получишь диплом и устроишься на работу. Что толку: творил, шевелил, бубнил, боролся с душой и с тушей? И всё говорил, говорил, говорил, и требовал: слушай, слушай! А, может, не нужно собак и юрт, не нужен рассветный мак... Послушай, чего там вообще сдают? Хочу поступить на филфак.
Андрей Гоголев
***
Ну ладно, допустим я брошу всё, допустим с тобой поедем, допустим, я буду тебе женой и матерью нашим детям, допустим ладно, всё хорошо, Аляска, всё-таки штаты, допустим уйдём в припрыжку, пешком, под крики: \"куда? куда ты?\" Допустим, адью, гудбай филфак, пусть пыль ложится на полки, а книжки я отнесу на чердак, с моим универом футболки отдам на тряпки стирать с доски священное имя Пушкин, оставлю всех умирать с тоски. Помою пустые кружки, не выпью ни с няней, ни с мамой, ни с кем, и не заберу документы не оставлю следов на часах в песке, перережу путь киноленты, где грустно и скучно, но всё про меня, где каждый мой шаг — ошибка. Запрягай собаку, медведя, коня и гони, но, пожалуй, не шибко, а так, чтобы я смогла разглядеть уменьшающиеся окна, чтоб можно было рукой задеть древесные руки, около около места, где я росла, где первую книжку читала, где памятник бабе с осколком весла с торчащим куском металла.
Я весь этот город возьму с собой, упакую под синус сердца свой дом, непонятную хрень с трубой, державу, если удержится, старый, запущенный летний сад, скамейку с надписью \"шыло\", не для того, чтоб хотелось назад, а чтобы всё это жило во мне, и не гибло, не гибло нет, и чтобы оно не старело, и чтобы когда распадётся скелет вот этого города, мелом я начерчу на скале: вот тут стояли качели, а это летом ставили нам батут, мы тут прыгали летом, и так я вспомню сколько могу, побываю у всех, соседям, расскажу про местную тундру-тайгу. Запрягай. Прежде, чем поедем я тебя попрошу, оставайся здесь и позволь я тебя запомню. Ты можешь наплесть мне любую лесть, залесть в любую икону — я поверю, приму тебя целиком, будь ты хоть Каин, Иуда, обещай, что обратно не будешь влеком, что не вернёмся оттуда, оттуда, где тихо стучат топоры, бурлит золотая тина, где валят деревья в реки бобры, отстраивая плотины, где всё, что я не смогу прочесть я смогу потрогать руками, где можно даже в колодец залесть и смотреть из него Мураками, да что Мураками? Ахматова, Блок в виде полярных сияний, на отпуск туда приезжает бог выпивать как в былое, с няней. Как в тебе всё это, пускай во мне всё останется так, как было. Посидим на дорожку в лунном огне, на скамейке с надписью \"шыло\".