Меня тошнит от двадцатилетних, лежащих без движения и подгнивающих с одного бока, точно поздние яблоки. У тебя есть гибкий ум и сильное молодое тело, которыми ты можешь сделать всё, чего тебе захочется.
Слизывай с барной стойки пролитое, танцуй на подоконниках до зари, пиши гениальный роман, иди десятки километров с рюкзаком, вросшим в плечи —
слушай себя, чтобы знать, чего хочешь и будь смелым, чтобы делать, что нравится.
Будет больно, смешно и запредельно красиво. Я хочу делать искусство и детей с живыми. Дайте мне живых.
Я нигде не живу, не учусь, не работаю.
Все мои вещи и документы у меня на руках, все мои любови отвалились, как запёкшаяся кровь на заживших коленках второклассника. Стоит только признаться себе в том, что ты был с кем-то не от большой любви, а от большого одиночества, как сразу же перестаёшь нуждаться в ком-то кроме себя.
Чтобы добраться до очередной точки на карте, я воздеваю к небу большой палец правой руки и останавливаю им многотонные фуры, они везут меня сквозь тысячи километров лесов, степей и заброшенных деревень. Дальнобои похожи на неповзрослевших старшеклассников — матерятся, курят и поглядывают на порнографические картинки со скучающим видом. В кабине ревёт такой ветер, что того гляди выскоблит из меня всю память. Пока они остервенело крутят штурвал, я записываю их истории и хохочу в голос.
Я не знаю, когда я вернусь, а, главное, куда. Под ногами такая большая страна. Тут люди живут, разговаривают и готовят снедь совершенно по-разному, а смеются, плачут и молятся об одном. Я увожу с собой их истории.
В этом моё лекарство от пустоты.
Я не знаю, куда меня ведёт, в гору ли, к обрыву ли, но сегодня я раз и навсегда перестаю сопротивляться, предугадывать и планировать. Я протягиваю вселенной обе руки