Догорая дотла, Как ахейская шапка на воре, Тает в небе луна, И на берег бросается море, Где сидит человек, Отирая соленую влагу. Он когда-то спешил, Он вернуться мечтал на Итаку.
Но куда торопиться теперь, Если те, кто и помнил, забыли? Двадцать лет -- это срок, Что длиннее и глубже могилы. Для чего возвращаться туда, Где у всех помутится от страха? Невозможно вернуться в свой дом Неоднажды оплаканный тенью из мрака.
Потому-то никак Одиссей И не может покинуть застолья. И своей упивается горькой, Своей неотступною болью. Вот три тысячи лет Собираемся мы на пиру у Киноя. И опять, и опять на устах у певца Рассыпается Троя.
Все окончилось так, Как о том насквозила Сивилла. И сбылось, что обещано было Гекубе, ему и Ахиллу. Почему так случилось, И кому эту тайну открою? Ведь никто, ведь никто не хотел Тогда плыть в эту Трою.
Ну, подумай, кому столько лет Было нужно бросаться на стены? Неужели им дел не хватало Без этой ничейной Елены? Для чего ж родилась Эта глупая злая затея? Разве только, чтоб будущим римлянам Род получить от Энея?
Да, конечно, в преданьях одно, А на деле бывает иначе. И кончаются битвы и встречи Не пиром, а плачем. И хоть медом с вином Заливают нам уши сирены, Но у всех на губах Остается лишь привкус железа и пены.
Так по свету идем, Под плащом согревая тревогу, Только нам не звезда, А смола освещает дорогу. И по суше-по морю Снуют деревянные волки, И торчат из воды Наших странствий немые осколки.
Вот сидит Одиссей, Свое место заняв у огня. Вспоминает, как пахло В паху деревянном коня, Как трещали троянские шлемы От каждого взмаха, И как страшно кричала И билась в покоях своих Андромаха.
А потом он на берег идет, И скитаньем, и вымыслом полный, И торопит начать, И гонит огромные волны, И по лунной дороге Навстречу Эгейскому мраку Опускает лицо, И плывет на Итаку.
И хотя, и хотя на мизинец Ему не оставлено веры, Он глядит тяжело, как за мысом Вдали исчезают триеры. Для чего он старался, Бессмертных противился воле? И глаза его тускло мерцают в ночи И сливаются с морем...