Одиннадцать побегов, десятки лагерей отсиженных полвека, нет дома и детей откинулся на волю, под семьдесят уже здоровье никакое - все отдано тюрьме
Он все так же на корточках, а в зубах папиросочка и в глазах не поддельный блеск, фору даст пацанам позавидуешь памяти, не услышишь слов матерных душ загубленных тоже нет - все почти за карман
Идут к нему как к богу он видит насквозь всех подушка кислорода ему нужней чем смех с ним так легко нормальным, а бесам тяжело конторой персонально снимается кино
Он все так же на корточках, а в зубах папиросочка и в глазах не поддельный блеск, фору даст пацанам позавидуешь памяти, не услышишь слов матерных душ загубленных тоже нет - все почти за карман
Но часто почему-то он вспоминает то войну с сучней и смуту с подачи оперов прошло уже полвека, но все-же в лагерях не стало меньше зэков, но меньше все бродяг
Он все так же на корточках, и в зубах папиросочка и в глазах не поддельный блеск, фору даст пацанам позавидуешь памяти, не услышишь слов матерных душ загубленных тоже нет - все почти за карман
Что жизнь отмерила ему - он выбрал сам свою судьбу все как хотел, вот только не было свободы не убивал, за честь стоял и никогда не предавал никем не писаные строгие законы
Ушел зимой холодной на семьдесят седьмом нехватка кислорода, а думали - спасем и вырос над могилой из камня как живой чтоб люди не забыли при жизни был какой
Он все так же на корточках, а в зубах папиросочка и в глазах не поддельный блеск, фору даст пацанам позавидуешь памяти, не услышишь слов матерных душ загубленных тоже нет - все почти за карман