Когда подступаешь к воротам рая, мобилу - в карман штанов, - Так бомбу в карман галифе совал лихой комиссар Жухрай. На вахте тебя тормознут и спросят: «Эй, пАря, ты кто таков?!» А ты в амбразуру швырнёшь мобильник – и сразу ворвёшься в рай.
Какое их, в сущности, дело собачье – кто ты и зачем идёшь? Когда все – сюда, только ты – отсюда, по рваному льду скользя, Где - против законов природы рая – хреначит и снег, и дождь. А в эти врата можно только войти, а выйти уже нельзя.
Проскочил – и до кучи привет! Хорошо, что попутчиков нет. Хорошо, что ни с кем не делить, Не молчать третий тост. Райский плац – для разбитых сапог, Для того, кто теперь одинок. По краям подорожник в пыли Да бурьян в полный рост.
Когда оторвёшься, Мухтару в зубы полпачки отдав махры, Когда отобьёшься на ржавой шконке за сорок шальных секунд, Матрос из «Курска» придёт и сбреет седые твои вихры, Ворча тихонько: «Ещё салага, а разблатовался тут…»
И будет тебе не море сниться, не сказочный Херсонес, Туманный колокол тоже будет звонить не по снам твоим. Приснится старый вагон-теплушка и мимо летящий лес, И рядом с тобою – в платке девчушка, и вам хорошо двоим.
А в оставленной жизни не так: На окоп надвигается танк, И не выдержав, ты побежишь По сожжённой стерне. Эх, таких вот зелёных салаг Объезжал в Гиндукуше Саланг, Но они поднимались и – шиш Вам гашиш на броне!
Наутро с подъёма в раю поверка, оправка и марш-бросок, И вспышка слева, и маршал справа на белом коне своём, Политбеседа и бой неравный, и в каску свинца кусок, - И вновь с мобилой в кармане к раю, и снова с утра подъём.
Но когда-нибудь грянет звонок Для того, кто всегда одинок. И «приём» удивлённо нажав Перед шагом за край, Ты услышишь: «Я жду, приходи! Всё в порядке, война позади!» И отпустит тебя ни на шаг Не покинутый рай.