Лучше тебе не знать из каких глубин добывают энергию те, кто отчаянно нелюбим, кто всегда одинок словно Белый Бим Черное ухо; как челюскинец среди льдин - на пределе слуха - сквозь шумной толпы прибой различить пытается хоть малейший сбой в том как ровно, спокойно, глухо бьется сердце в чужой груди.
Лучше тебе не знать из каких веществ обретают счастье, когда тех существ, чье тепло столь необходимо, нету рядом; как даже за барной стойкой одиночество неубиваемо настолько, настолько цело и невредимо, что совсем без разницы сколько и что ты пьешь - ни за что на свете вкуса не разберешь, абсолютно все оказывается едино; и не важно по какому пути пойдешь, одиночество будет необходимо, в смысле - никак его не обойдешь.
Лучше тебе не знать из каких ночей выживают те, кто давно ничей; как из тусклых звезд, скупо мерцающих над столицей, выгребают тепло себе по крупицам, чтоб хоть как-то дожить до утра; лучше не знать как им порой не спится, тем, кто умеет читать по лицам - по любимым лицам! - предстоящий прогноз утрат. Тем, кто действительно будет рад, если получится ошибиться.
Лучше тебе не знать тишины, говорить, не снижая тона, лишь бы не слышать в толпе повсеместного стона: чем я ему так нехороша? чем я ей столь не угоден? Громкость - самая забористая анаша, лучшая из иллюзий, что ты свободен; и ещё – научись беседовать о погоде, способ всегда прокатывает, хоть и не нов, чтоб любой разговор вести не спеша, лишь бы не знать из каких притонов - самых безрадостных снов - по утрам вытаскивается душа.
Лучше тебе не видеть всех этих затертых пленок, поцарапанных фотографий - потому что зрачок острее чем бритва; лучше не знать механизм человеческих шестеренок, у которых нарушен трафик, у которых не жизнь, а сплошная битва - и никто не метит попасть в ветераны: потому что их не спасет ни одна молитва, никакой доктор Хаус не вылечит эти раны.
Лучше тебе не знать ничего о них, кроме факта, что те, кто всегда живут на изломе, отлично владеют собой и не смотрятся лживо, если хохочут, будто закадровым смехом в ситкоме; что те, кто всегда веселы, и ярко сияют, и выглядят живо – на деле давно пребывают в коме.