Осень метала листья – я метал в людишек едкими фразами, после чего объезжал своры мелкими трассами. Пока манили суки своими яркими стразами, я понимал, что они были не такими разными. И я высчитываю между днями сальдо. От этих подсчетов голова кругом – кружится в сальто. Кто-то сказал, что песни ударят о дно. Только зачем мне залы рук? Достаточно в моей одной. Я так и останусь дерганным. Во мне правда есть что-то ценное. Скорее всего, это – органы. На завтра нет надежд, пока крутится счетчик, но я все равно планировал, хоть из меня дерьмовый летчик. Столько поэтов было, но остались мы лишь, а я все равно запомнил этих скудных лиц овал. Ты дергаешь те же веревки, те же мылишь, и мы загнемся в двадцать, улыбаясь в тридцать два.
Где-то осень – монитор горит. Где-то лето, но тебя знобит. Где-то весна, посмотри, но у тебя зима, и она – внутри.
Лето душило смогом, убивая поэта задатки, медленно - это непросто, как решение загадки Меглина. И эта паранойя погрузила город в хаос, когда над нашей правдой посмеялся доктор Хаус. Я ставил крест на себе, думал, сбережет, но каждому из музыкантов необходим дерижер, что управляет им. Я сдался, так и не познав детали – не преуспел. А, может быть, опоздал на «Титаник». Я натягиваю нервы, как струну. Мы неизвестные на всю страну. Вся моя трекография давно в мусорном баке. Какие топы десяти нам? Мы носим рубахи. А среди жанров мне не дали выбор: за что бы я не брался, каждая строфа – белый стих и верлибр. Но кто-то слушает ведь хуету мою. Я семь лет пишу, но так и не высказал все, что думаю.
Где-то осень – монитор горит. Где-то лето, но тебя знобит. Где-то весна, посмотри, но у тебя зима, и она – внутри.