Немецкий тыл, предрассветный час, Мы должны наступать. И командир огласил приказ: \"Все документы сдать\" Сдать фотографии и ордена, Забыть свои имена. Вернемся, все возвратит старшина, Не вернемся - ну что ж, война.
Нам смерти в глаза не впервой смотреть, Разведка привыкла к ней, Но безымянным умереть - это всего трудней. Но фото матери или жены, Так дороги и нужны, С ними и пули не так страшны, мины не так страшны.
Нарушил приказ, мой дружок Иван. И в тайне от старшины, В нагрудный карман, как талисман, Спрятал фото жены. На обороте снимка того два слова \"Люблю и жду\". Он свято верил в силу его, Верил в свою звезду.
Над линией фронта, как угли в золе, Мерцали звезды во мгле. Тихо ступая, друг другу в след, По ничейной мы шли земле. Как сизый дым, наплывал туман, И выстрел ударил вдруг… И молча упал мой друг Иван, мой закадычный друг. Руки раскинул в степной траве, Траву обагрила кровь. И в эту минуту, в ночной Москве, Проснулась его любовь. А в доме мертвая тишина. И вскрикнула вдруг жена, Схватилась рукой за грудь она, Как пулею сражена.
Отгромыхал мимолетный бой, И мы отошли назад. И тело дружка унесли с собой, Доставили в медсанбат. Но покачал головою врач, Ему уже не помочь. Где-то в Москве безутешный плач, Глухая слушает ночь. Кровь запеклась на груди бойца и на снимке жены. О как прекрасны черты лица, Как губы ее нежны. С милым прищуром лукавых глаз, Смотрела она на нас. О том, что нарушил Иван приказ, не думали мы сейчас. Каждый вспоминал свою жену, Верил в свою звезду. Каждый пронес через всю войну два слова: Люблю и жду.