Уже целовала Антония мертвые губы, Уже на коленях пред Августом слезы лила... И предали слуги. Грохочут победные трубы Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла. И входит последний плененный ее красотою, Высокий и статный, и шепчет в смятении он: "Тебя - как рабыню... в триумфе пошлет пред собою..." Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон. А завтра детей закуют. О, как мало осталось Ей дела на свете - еще с мужиком пошутить И черную змейку, как будто прощальную жалость, На смуглую грудь равнодушной рукой положить. 7 февраля 1940
Сюжет взят из трагедии "Клеопатра и Антоний" Шекспира. Но "нет буквального воспроизведения шекспировских мотивов. Клеопатра у Шекспира целует не мёртвого, а умирающего Антония, пытаясь вернуть его к жизни; она стоит на коленях перед Августом, но не плачет, а ведёт с ним искусную беседу, под внешней покорностью скрывая свои истинные мысли и чувства. <...> …строка в конце стихотворения, которая вызвала сомнения ("ещё с мужиком пошутить"), действительно может быть понята только на основе шекспировского текста. Там крестьянин ("мужик"), доставивший в корзине со смоквами двух ядовитых аспидов, пускается в рассуждения, которые могут быть восприняты как проявления тяжеловесного юмора. Клеопатра, с нетерпением ожидающая его ухода, всё же находит в себе силы шуткой откликнуться на его слова. <...> ...контраст проступает в двух планах: отнюдь не сладостен последний вечер в жизни Клеопатры, и двусмысленное выражение "с мужиком пошутить" стилистически противопоставлено не только лаконичной точности предшествующих строк её стихотворения, но и стилю эпиграфа, кажущемуся теперь неуместно пышным. Именно это снижение подчёркивает обесцененность в глазах героини всего, что видит она перед собою, - и наделяет значимостью то, что действительно предстоит сделать: "И чёрную змейку, как будто прощальную жалость, / На смуглую грудь равнодушной рукой положить". <...> Её Клеопатра предстаёт как цельная фигура. Она не противопоставлена "толпе", как в стихотворении А. Блока "Клеопатра", написанном в 1907 году. <...> Выражение "Русь, как Рим, пьяна тобой", - порождает уничижительное уточнение: Русь представлена пьяным поэтом и пьяной проституткой. В этом мире нет места героическому, мужественному, прекрасному - всему тому, что принято относить к возвышенным представлениям. Ахматова же не только "возвращает статус" Клеопатре, но и в целом освобождает трагическое начало от романтической иронии. Нельзя обойти вниманием полемическую заострённость стихотворения, направленную против упрощения облика Клеопатры, превращения её, по современному выражению, в сексуальный символ - об этом говорит эпиграф, "отсылающий" читателя вовсе не к Шекспиру, не к Блоку, а к Пушкину. <...> Ахматова не претендует на отождествление с героиней или присутствие в её истории. В Клеопатре подчёркнута лишь одна черта: способность оставаться самой собою до последнего вздоха. С лирической героиней всей ахматовской поэзии, с жизненными позициями поэта её роднит готовность к смерти. Собственно говоря, ахматовское стихотворение даёт нам не столько образ Клеопатры, сколько образ самого мужества. <...>Ахматова решилась высказать своё кредо: независимо от поворотов судьбы смотреть ей прямо в глаза - и справилась с задачей в полном соответствии с законами классической поэтики». (См. текст полностью http://www.akhmatova.org/articles/articles.php?id=257)