Ахматовскую манеру чтения Бернштейн (воспользовавшись формулой Георгия Чулкова) определял как “стиль скорбного воспоминания”.
Бернштейн обратил внимание Шилова на такую особенность чтения Ахматовой, как интонационная завершенность произнесения каждого слова или словосочетания в стихотворной строке, и предположил, что время звучания читаемых ею стихотворений должно остаться неизменным вне зависимости от обстоятельств чтения. Лев Алексеевич взял позднейшую запись “Мне голос был…” (1960-х) и сравнил ее со второй частью “Когда в тоске самоубийства…” (запись 1920-х). Всё совпало до секунды, сорок два года никак не повлияли.
Осип Мандельштам писал, что стихи Ахматовой \"сделаны из голоса, составляют с ним одно целое\". В своем знаменитом стихотворном портрете Ахматовой (\"Вполоборота, о печаль…\") он говорит, что этот голос \"души расковывает недра\". Мандельштам справедливо утверждал, что те счастливцы, которые слышали ахматовское чтение, \"богаче будущих поколений, которые его не услышат\".