НОВОГОДНЯЯ БАЛЛАДА И месяц, скучая в облачной мгле, Бросил в горницу тусклый взор. Там шесть приборов стоят на столе, И один только пуст прибор.
Это муж мой, и я, и друзья мои Встречаем новый год. Отчего мои пальцы словно в крови И вино, как отрава, жжет?
Хозяин, поднявши полный стакан, Был важен и недвижим: \"Я пью за землю родных полян, В которой мы все лежим!\"
А друг, поглядевши в лицо мое И вспомнив Бог весть о чем, Воскликнул: \"А я за песни ее, В которых мы все живем!\"
Но третий, не знавший ничего, Когда он покинул свет, Мыслям моим в ответ Промолвил: \"Мы выпить должны за того, Кого еще с нами нет\". 1923
В 1940 году Тарковский пишет стихотворение со схожей ситуацией, обращенное к дорогим ушедшим людям - отцу, брату, любимой женщине М. Г. Фальц (стихи написаны незадолго до годовщины ее смерти).
Явная перекличка с этим стих-нием Ахматовой присутствует и в последнем дошедшем до нас стихотворении Марины Цветаевой «Все повторяю первый стих…», написанном в 1941 г. Стих-ние Цветаевой выглядит лишь как ответ на стихотворение Тарковского, но на деле отсылает и к ахматовской \"Новогодней балладе\"
«Героиня стихов Ахматовой, кажется, ждет умерших, общается с умершими всегда. Однако ключевое стихотворение на тему встречи с умершими, из которого через много лет разовьется «Поэма без героя», – это «Новогодняя баллада». Исток этих стихов – русский фольклор и романтическая баллада. Основным текстом-предшественником «... баллады» было стихотворение Пушкина 1831 г. «Чем чаще празднует Лицей…»: …И смерти дух средь нас ходил И назначал свои закланья. Шесть мест упраздненных стоят, Шести друзей не узрим боле, Они разбросанные спят? Кто здесь, кто там на ратном поле, Кто дома, кто в земле чужой, Кого недуг, кого печали Свели во мрак земли сырой, И надо всеми мы рыдали. И мнится, очередь за мной…
Царскосельская, лицейская традиция важна для А.А. Число шесть связывает пушкинское и ахматовское стихотворения о мертвых друзьях в некий единый вневременной цикл. В «... балладе» не шесть умерших, как за пиршественным столом лицеистов, а четыре. А всего участников трапезы пять (мертвые плюс героиня). Число пять также является сакральным и значимо для Ахматовой (ср. цикл «Cinque» – с итал. «пять»). Шестой прибор, который пуст, принадлежит, вероятно, живому и пока не причастному к смерти. Ср.: Я гибель накликала милым, И гибли один за другим. О, горе мне! Эти могилы Предсказаны словом моим. Как вороны кружатся, чуя Горячую, свежую кровь, Так дикие песни, ликуя, Моя насылала любовь С тобою мне сладко и знойно, Ты близок, как сердце в груди. Дай руку мне, слушай спокойно. Тебя заклинаю: уйди. И пусть не узнаю я, где ты, О Муза, его не зови, Да будет живым, невоспетым Моей не узнавший любви (1921)
Пустой прибор ставился обычно для умершего, присутствующего среди живых незримо. В «...балладе» наоборот: умершие зримы, телесны, а живой присутствует лишь как память о нем. В сущности же, героиня – посредница между двумя мирами – за столом одна. Как и в «Поэме без героя»: Я зажгла те заветные свечи, Чтобы этот светился вечер, И с тобой, ко мне не пришедшим, Сорок первый встречаю год. Но… Господняя сила с нами! В хрустале утонуло пламя, «И вино, как отрава, жжет». Эти всплески жесткой беседы, Когда все воскресают бреды, А часы все еще не бьют… Нету меры моей тревоге, Я сама, как тень на пороге, Стерегу последний уют.