ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ОДА Девятисотые годы А в переулке забор дощатый... Н. Г.
Настоящую оду Нашептало... Постой, Царскосельскую одурь Прячу в ящик пустой, В роковую шкатулку, В кипарисный ларец, А тому переулку Наступает конец. Здесь не Темник, не Шуя - Город парков и зал, Но тебя опишу я, Как свой Витебск - Шагал. Тут ходили по струнке, Мчался рыжий рысак, Тут еще до чугунки Был знатнейший кабак. Фонари на предметы Лили матовый свет, И придворной кареты Промелькнул силуэт. Так мне хочется, чтобы Появиться могли Голубые сугробы С Петербургом вдали. Здесь не древние клады, А дощатый забор, Интендантские склады И извозчичий двор. Шепелявя неловко И с грехом пополам, Молодая чертовка Там гадает гостям. Там солдатская шутка Льется, желчь не тая... Полосатая будка И махорки струя. Драли песнями глотку И клялись попадьей, Пили допоздна водку, Заедали кутьей. Ворон криком прославил Этот призрачный мир... А на розвальнях правил Великан-кирасир.
«…в 1961 году Ахматова сравнила с Шагалом свои стихи. Она написала «Царскосельскую оду», посвященную городу, в котором до революции находилась летняя резиденция царей. В «Оде» были строки: «Город парков и зал, / Но тебя опишу я, / Как свой Витебск - Шагал». По мнению Р. Д. Тименчика, одним из толчков к актуализации памяти о Шагале, приведших к написанию «Оды», могло быть «совпадение шагаловской формулировки с тем, что неоднократно подчеркивала А. А. - из его интервью 1960 года она выписала фразу: \"Стихотворение не решают написать. Оно пишется само\"».
Это классический вариант ахматовской «оглядки». <...> «Человек, движущийся вперед, с лицом, обращенным назад, - ключевой образ в искусстве Марка Шагала». Ахматова смотрит на то, что осталось от города, жестоко измененного временем. И глядя на Царское Село из 1961 года, она тем не менее поверх разрушений видит все, как если бы оно продолжало существовать. Эта особенность ее сознания, в котором прошлое не исчезало, а просвечивало сквозь настоящее, многократно описана. Нечто подобное было свойственно и Шагалу. Ахматова «представляла время неделимым, не расслаивающимся на пласты, не разламывающимся на эпохи» <...> Ахматова и полемизирует в «Царскосельской оде» с самим жанром оды, снижает его, уходя от парков и зал к низшим регистрам царскосельского существования <...> Подзаголовок «Девятисотые годы» (ранний вариант - «Девяностые годы») напоминает о том, что в Царском Селе прошла большая часть детства и юности Ахматовой. Есть здесь и 1910-е годы - время ее первого брака и возникновения акмеизма (провозглашенного в доме Гумилевых в Царском Селе), а главное имя в «Оде» - Николай Гумилев. Стихотворение помечено датой «3 августа 1961» - прошло ровно 40 лет со дня ареста Николая Степановича. Оканчиваясь такой датой, оно и начинается с Гумилева, с эпиграфа из «Заблудившегося трамвая» (1920) - стихотворения, которое Ахматова считала у него одним из главных, визионерским. Одна из тем «Заблудившегося трамвая» - царскосельская, и открывается она как раз приведенными Ахматовой словами: «А в переулке забор дощатый, / Дом в три окна и серый газон».
«Провинциальный, по-шагаловски обытовленный город ахматовской «Оды» по-шагаловски же ирреален, построен из фрагментов разных времен, разных пространств, разных миров (для Шагала характерно смещение ракурсов, плоскостей, калейдоскопичность в сочетании образов) Ключевым образом «Оды» является один из любимых образов Шагала – забор. <...>…вся \"Ода\" пронизана шагаловским \"присутствием\" <...> импульс к созданию \"Оды\" исходил в первую очередь от его творчества. Стихотворение должно было открывать несостоявшийся цикл \"Выцветшие картинки\" - можно предположить, что это был бы цикл выцветших от времени \"шагаловских картинок\". Думается, что Шагал с его \"волшебным Витебском\" есть не только в \"Оде\", но и в ряде других произведений, прежде всего тех, в которых тема прошлого связана с Царским Селом».
«С Царским Селом жизнь и творчество Анны Ахматовой связаны нерасторжимо и, кажется, навеки. Об этом пишут все ее биографы, освещая начало ее пути. \"Царскосельской Музой\" назвала ее Марина Цветаева в одном из обращенных к ней стихотворений 1916 года: ...Ах, я счастлива! Никогда заря Не сгорала — чище. Ах, я счастлива, что, тебя даря, Удаляюсь — нищей,
Что тебя, чей голос — о глубь, о мгла! — Мне дыханье сузил, Я впервые именем назвала Царскосельской Музы. И в 1921 году, в начале новой эпохи, наверно, еще не казались анахронизмом по отношению к ее лирике строки В. Хлебникова о том, еще недавнем времени, Когда над Царским Селом Лилось пенье и слезы Ахматовой. Но сама она в том же 1921 году говорила в своих стихах о царскосельском парке уже как о прошлом, в котором теперь осталась жить только ее тень.
Но в действительности она не рассталась с Царским Селом вплоть до последних этапных своих созданий - цикла \"Северных элегий\", послевоенных стихотворений \"Городу Пушкина\", \"Поэмы без героя\". Только \"царскосельская Муза\" предстала в них иной.