Я пишу тебе это письмо, прощаясь... Потому что — старею. Земля, вращаясь, сохранит мне улыбку. Но вряд ли — боле. Преумножив боль, я останусь с болью и с улыбкой. Это, пожалуй, средство дожидаться смерть, не впадая в детство, не впадая в юность... Река седая только в мертвое море тоски впадает.
Все сломалось, как спичка, не вспыхнув рыжим огоньком. И попытка к тебе быть ближе обернется такой несусветной далью, что пытаться не стоит. Дожди рыдали две недели. Теперь за окном прохладно, но не сыро. Стихи мои пусть нескладны, но к тебе... Скоро строчки замрут в конверте, словно заперли души в тела до смерти.
Я заранее знаю, какая строчка станет в этой поэме последней. Точка или, скажем точнее, финал не близок, но уже очевиден. И некий призрак адресата узнается сам собою по последнему слову. Игра с судьбою, как известно, обычно выходит боком. Но я должен сказать тебе это... С Богом!
Я живу теперь там, где песок и сосны. Так велели врачи. Лишь одно несносно — тусклым утром глазам не хватает света. Ничего не попишешь. Скатилось лето горизонту за шиворот. И в придачу первый снег не спешит на аллеях дачных танцевать белый вальс. В остальном — терпимо. Только вот, если кто-то проходит мимо дома старого, где я сегодня спрятан, точно знаю — не ты... Растворятся пятна желтых кленов на сером холсте пейзажа. Я прощаюсь с тобой, не изведав даже вкуса встречи... Меня уже не пугает, что на встречу заре не спешит другая, не пугает, что лето как в Лету канет. Остается прохлада воды в стакане на забытой веранде, да яблок запах, да закат, указующий нам на запад.
Очень хочется к морю. Теперь, наверно, там штормит. Но хозяин одной таверны еще помнит меня. И коль так случится, что приеду туда — то смогу напиться замечательным красным вином. Пейзажи там все те же — причалы, пустые пляжи... Все сезоны закрыты, и даже мертвый. Засыпая, из глаз прогоняешь стертый контур гор. Но присутствие гор, однако, ощущаешь и в комнате. Как собака, ищешь угол, где пахнет людьми. Тоскливо, словно маятник, кашляет шум прилива.
Мой знакомый художник... Похоже, впрочем, на начало новеллы. Однажды ночью в мастерской его зябкой, забившись в угол, я следил, как следы оставляет уголь на листе. Паутина непрочных линий задрожит чьей-то жизнью. И черный иней крошки угольной долгие бросит тени на песок и на всходы сухих растений. Что бесцветно — рисуют семью цветами. Я не знаю, к чему это я... Светает.
Никогда... Мой язык так бездарно беден, чтоб тебе объяснить, как рассвет был бледен ранним утром, когда надо мной кружились, словно птицы, семь букв. И из них сложились три дыхания, три пустоты, три слога — никогда... И ведущая вдаль дорога завершилась забором из досок тесных. И надежда на то, что еще воскреснут сны, в которых мы будем вдвоем с тобою, вдруг разбилась, как бьется волна прибоя о скалу. Никогда. Никогда. Послушай, как вползает со звуками старость в душу, как становится все до смешного просто, как кончается жизнь, словно горстка проса между пальцев скользнет и исчезнет, словно ластик надпись стирает. И это слово повторял я прилежно, до самой ночи, повторял как молитву, как "Аве, Отче!", повторял как актер учит роль к премьере. Никогда. Никогда. Никогда... Поверь мне, что все дело лишь в этом. И, скуки ради, напиши "никогда" на полях тетради.
Не играй больше в эту игру со мною. Не шути, что ты станешь моей женою через пять лет и зим. Я не верю в игры. Всякий раз, когда вижу я елок иглы на снегу — мне не весело. Это признак окончания игр. И спастись капризом, словно в детстве, уже не удастся ныне. Я скорей отыщу водопой в пустыне, чем в толпе многолюдной отмечу взглядом тех, кто будет со мною однажды рядом.
Ты устанешь считать до пяти, устанешь. Ты невестой моей никогда не станешь. Ни в какой из гостиниц, устав от бег
Антон Духовской - И Мария пела Антон Духовской - И Мария пела. Grassy Dee ... Антон Духовской. Рождественский концерт в театре "Март" - Duration: 46:52. by ...